Сергей Кузнечихин - БИЧ-Рыба (сборник)

А геологи взяли да сами нагрянули.

Представляете, к нам на болото – живые геологи! Потом выяснилось, что они, если уж не преувеличивать, всего-навсего геодезисты.

Но таких тонкостей поселковый народец не разглядел. Зато выходку разглядели. В первый же вечер начальник их Спартак Иванович заявился в бильярдную и такие дуплеты клепал, такие «штаны» резал на две лузы – закачаешься… и ничего не скажешь. А чего говорить, когда птицу по полету видно. Сделает удар и встанет, скрестив руки на груди, – слегка под мухой, бородища, как у Фиделя, и лысина, обветренная до блеска, да еще и в черных очках – геолог, самый что ни есть.

А на другой день Ванька Крапивник прибегает и говорит, что приезжие геологи набирают подсобных рабочих, ни паспорта, ни метрики не требуют – приходи и зарабатывай, только надо понравиться мастеру.

Если честно, мне очень хотелось понравиться Спартаку Ивановичу.

Но опоздал. Тот уже выбрал себе трех человек и десятерых забраковал. А к нам вышел пухленький мужичонка в сатиновых шароварах, мордашка розовенькая и улыбка до ушей – таких геологов возле поселковой пивной пруд пруди, особенно после бани – и розовенькие, и с улыбочками. Сел на лавочку, поправил прическу, расческу продул. Мы ждем, у каждого грудь колесом, кто-то на цыпочки привстает, а он ни с того ни с сего:

– Отгадайте загадку – чтоб меня употребить, полижите сзади.

Мы варежки разинули, понять ничего не можем – пришли работать, а нам загадку загадывают. Да и загадка-то с душком – полижите сзади – издевается, что ли? На всякий случай смыкаем ряды. Даже не перемигиваясь. Сжимаемся в единый кулак.

А улыбка – хоть завязочки пришей. Щурится на суровые наши рожи. Видит, что ответить не можем, но не торопится, дозреть дает. А потом говорит:

– Слабовата молодежь в области соображаловки. Хотел по пятому разряду принять, да не тянете пока на пятый, – и вторую загадку загадывает. – Когда цыган лошадь покупает, какая она бывает?

Это я знал, но Крапивник меня опередил:

– Мокрая! – кричит и на центр выскакивает, чтобы с кем другим не перепутали, а нас там, романтиков, человек семь было.

Геолог похвалил шустряка, рядом с собой усадил, а Ванька, не рассусоливая, о разряде напоминает, кует, пока горячо. Но геолог его быстро охладил. Так, мол, и так, загадка дешевенькая, всего лишь на третий разряд по теории, а за практику разряд в процессе работы определится.

Следующая загадка была моей. Он договорить не успел, а я уже ответ выдал на-гора. И правильно сделал, потому что третьего в бригаду отбирали не по смекалке, а по росту. Мишку Игнатьева взяли, он уже тогда под сто восемьдесят вымахал.

А ответ на первую загадку так и не сказал. Велел у родителей поспрашивать. У меня, конечно, фора появилась – моего-то батю такими штучками в угол не загонишь. На другой день приношу готовый ответ и, не хуже Крапивника, на повышение разряда намекаю. А он мне:

– Приводи батю, для толкового человека и седьмого не жалко.

И вся любовь.

А вы, кстати, как насчет первой загадки?

Молчите… Стыдно, мужички. Пора бы седину и лысины оправдывать… Марка. Обыкновенная почтовая марка. Полизали сзади и приклеили.

Геолога Пашей звали. Он этих задачек и покупок прорву знал. С ним год потолкаться, и в любой университет через самый страшный конкурс без блата прорвешься.

Вот, например: как разделить поровну три картошины на пятерых?

Опять молчите? Я понимаю – делить обиднее, чем умножать, но все намного проще. Надо сварить пюре, а потом – ложками.

Вот к какому спецу попали. Между загадками, конечно, и трудиться приходилось – как же без этого. Бегать с рейкой по кочкам или рулетку таскать – дело нетрудное, баловство, можно сказать; просеки в ивняке прорубать – немного поскучнее, гибкое дерево тупым топором не свалишь, но пока приспосабливаешься, пока о бруске мечтаешь, просека понемногу и вытягивается, к тому же малина рядом. Другое дело – шурфы бить. Это примерно то же самое, что картошку в армии чистить, а может, еще и нуднее.

Сейчас точно не помню, на какую глубину зарывались, но фитильного Мишку Игнатьева скрывало. Работенка – не приведи господь. А самый первый шурф я, наверно, и на том свете вспоминать буду.

Приводит нас Паша на опушку лесочка: один шурф рядом с кустиками, а два других по краям овсяного поля. На опушке, рядом с болотом, комарье гудит, лягушки хрюкают – оставаться никому неохота.

Бросили жребий. Выпало, ясное дело, мне. Паша вырубил мерку из ольховой валежины, чтобы я глубже положенного не зарылся, и… до встречи после победы. Ушли. Оставили одного на съедение комарам.