Сергей Кузнечихин - БИЧ-Рыба (сборник)

Уснул известным, а проснулся знаменитым.

При самом Перепелкине об этом, конечно, не вспоминали, жалели, а за глаза – кто удержится, не каждый год такая удача мужику выпадает. Чуть речь о какой-нибудь лекции, и сразу: «А не тот ли это пропагандист, которого «химички» изнасиловали?» Но начальству это не понравилось, вызвали на бюро и выразили недоверие – не может человек с такой биографией занимать должность пропагандиста, дискредитирует высокие понятия.

Пришлось уезжать.

Вскорости и я оттуда уплыл.

А лет через десять снова там оказался, проездом. Городишко почти не изменился. Разве что клуб достроили да пивную на базаре спалили. Вышел на берег Ангары, смотрю – суденышко пилит. «Агитатор» называется. Народец на дебаркадере в ожидании мается. А над толпой не сказать что громогласные крики, но довольно-таки явственный гул: «Перепелкин, Перепелкин подходит».

Вот так-то!

Вот она, благодарная память людская. У Маяковского, кстати, подобный случай в стихах описан. Потом еще футболист был – Игорь Нетто, говорят, племянником тому дипкурьеру приходился, в честь которого пароход назвали.

С мужиком на заводе работали. Владимиром Ивановичем звали. По отчеству – потому, что в должности мастера был. Но на вид – бомж, да еще и с большим стажем. Летом – в спецовке поверх линялой рубахи, зимой – в засаленной куртке, которая даже в лесу неприлично выглядит, встретится незнакомый человек – перепугается. А во всем остальном – нормальный мужик, толковый даже, и компанию всегда рад поддержать. Трудились на вредном производстве, заработки по тем временам вполне приличные шли, и алиментов не платил – прибарахлиться имелось на что. И скрягой назвать ни у кого язык не поворачивался: остановишься с ним у пивного ларька, он всегда первым заплатить норовит. Нормальный, говорю, мужик, если приглядеться. Вот только приглядываться у нас не очень любят, а если начинают, то обязательно с другого бока.

А историю с его одеждой я все-таки узнал. Не клещами тянул. Зачем человека пытать, может, у него причины имеются. Сам рассказал. Сидели на травке возле пивной точки. Я как раз вернулся из Рыбинска, с Волги, синца вяленого привез. Лучшей рыбы к пиву нет ни в Сибири, ни на Дальнем Востоке, поверьте уж. Хорошо сидели, до полной откровенности. Работу обсудили, рыбалку, историю с Эдиком Стрельцовым вспомнили, Высоцкого… И как-то незаметно переключились на тряпки. Оказалось, что в молодости к нему привязалась эта зараза всерьез и надолго. И в школе, и в институте в первых пижонах ходил. И «дудочки» с мылом натягивал, и клешами тротуары мел… После института уехал по распределению на ударную комсомольскую со значком на лацкане. Завод молодой, но город старый, с культурными и злачными местами. Было где себя показать. Потому и на работу – как на праздник, в самом парадном, чтобы после проходной хоть на танцы, хоть в ресторан не стыдно заявиться. Выпили с друзьями. Идут, никого не цепляют, но, справедливости ради, все-таки заметно, что не кефир употребляли. И вдруг – милиция. Тары-бары-канцтовары… Сначала вроде отбрехались. Да и о чем спорить – нормальные парни, нормально поработали, нормально выпили, нормально возвращаются по домам. Отпустили, но его оставили в поле зрения. Через квартал та же машина догнала и – здравствуйте еще раз, извольте с нами прокатиться. Попробовал объяснить, что доберется к себе без посторонней помощи, – не дослушали, под белы рученьки и в будку. К вечеру, правда, выпустили, но штраф – по полной программе. Из всей компании пострадал только он один. В первый раз не придал этому значения. А через неделю все повторилось. Опять выдернули его. А когда утром отпускали, пошутили:

– До свидания, товарищ инженер, до скорого свидания.

Ему, конечно, не до шуток, но все же ответил:

– Давайте лучше попрощаемся.

А те:

– Свинья тоже зарекалась.

У него хватило ума не обижаться на милицейский юмор и не затягивать беседу, но нужных выводов все-таки не сделал. Прошло какое-то время, и снова замели. И опять намеки на инженерство и пижонский вид. Мало того, бумагу вдогонку отправили. В маленьком городе кляузная бумага грохочет, как телега по асфальту. На работе осложнения. Общественности плевать, что у человека способности, что работу не прогуливает и даже к холодной воде по утрам не тянется. Такой даже подозрительнее. Возвращается в общагу после судилища, в кафе заглянул – надо же где-то ужинать холостому парню. А там без ста граммов не обслуживают. Выходит из кафе и возле остановки видит знакомую машину.