Назим Ракха - Плакучее дерево

Блисс ничего не ответила.

— Блисс, дорогая!

— Я сейчас положу трубку, — предупредила Блисс.

— Извини, дочка. Это я все испортил. Я все капитально испортил. Это я виноват. Прости меня. Ты даже представить себе не можешь, каково мне сейчас.

— «Испортил»? Испортил — это не то слово, пап. Лучше скажи мне, кто еще в курсе?

— Ты имеешь в виду мамин отъезд?

— Нет. Про тебя и про Шэпа. Тот шериф из Блейна, он имел какое-то отношение к этой истории?

— Нет. Никто ничего не знал.

На том конце телефонной линии возникло молчание.

— Блисс!

— Препятствие отправлению правосудия, пап. Вот как это называется. Да что мне тебе объяснять, ты же сам знаешь это, верно? Ты нарушил закон, пап.

Нэт и сам понимал. Конечно, понимал. Но это все равно что знать об опасности в собственном доме. И пока ты держишь дверь закрытой…

— Ты попробуешь остановить ее?

— Маму? Нет, я пообещал, что не буду этого делать.

Он услышал, как Блисс шмыгнула носом, и решил, что она, по всей видимости, плачет. Или изо всех сил пытается не разреветься. В любом случае это было последнее, что он хотел бы услышать.

— Послушай, мне нужно идти. Хочу сделать несколько телефонных звонков, — сказала Блисс. — Созвонимся, как только ты свяжешься с мамой. Мне не важно, когда это произойдет. Сейчас или через пару дней. Ты меня понял?

— Да. Понял.

— И больше никому не говори об этом. Ни единой душе.

— Не буду, — пообещал Нэт.

— Хорошо. А теперь снова дай трубку Джеффу.

Нэт кивнул, не в силах произнести ни единого звука. Затем протянул трубку Джеффу и, выйдя из дома, направился к сараю.

Ирен продолжала ехать на запад по 70-й трассе. Последние двести семьдесят миль ее путь пролегал по территории штата Колорадо. Мысль о расстоянии привела ее в уныние, и, решив больше не думать об этом, она включила радио. Ее тут же атаковали радиостанции из Фарго, Сидар-Рэпидс и Денвера. Одни транслировали музыку, другие передавали сводки погоды, политические новости или вели передачи о сельском хозяйстве. Один раз она наткнулась на станцию, передававшую музыку с какого-то сборища, проходившего в тот год в Нью-Мексико. Это совсем другой мир, подумала она, слушая рокот барабанов и сопровождавший его погребальный плач.

Примерно через час радиостанция пропала из эфира и прозвучало другое сообщение.

«Помолимся Господу, слушаем радио Талсы».

Ирен покосилась на радиоприемник. Зазвучало песнопение «Успокойся, моя душа», затем еще несколько церковных гимнов, слова которых она знала наизусть. Но после барабанов мелодии звучали не слишком духоподъемно, и она вновь крутанула ручку настройки. Бесполезно. Радиостанция из Тулсы, похоже, была вездесущей. «Числа». Ирен положила локоть на руль.

После гимнов преподобный Текумзе Ивен Стоу из церкви Святого Искупителя поприветствовал слушателей бархатистым и проникновенным голосом опытного торговца подержанными автомобилями. Он попросил слушателей сесть поудобнее. Ирен поерзала на сиденье и изменила позу. И неожиданно поняла, что чувствует себя отнюдь не комфортно. Правая нога болела от постоянного нажимания на педаль акселератора, спина затекла от долгого сидения, глаза покраснели и болели от недосыпа.

Преподобный Стоу так и сочился состраданием:

«Я знаю, что вы устали. Знаю, что дорога была долгой и вам все равно еще очень долго ехать. Но разве это не замечательно — знать о том, что у вас есть друг на каждой миле вашего пути?»

Стоу напомнил о собственном жизненном пути. Его отец добывал уголь в Кентукки. Мать воспитывала семерых детей, а он сам, средний по возрасту, убежал из дома и сбился с пути истинного. Наркотики, секс, воровство. «Я был сатанинским ребенком, — признался он. — Пламенем горючим на пустынном поле. Однако Господь вытащил меня из мира греха, и я попал в благословенные объятия спасения. Ответьте, вас много таких, чувствующих себя одинокими, испуганными, не знающими, что делать или куда повернуть?»

— А сколько не таких? Других? — произнесла вслух Ирен, имитируя тягучий, гнусавый южный акцент проповедника.

«Плохие сейчас времена. Тяжелые. И становятся еще тяжелее. Войны, зависть, наркотики, терроризм — все приближается к нашим берегам. Нас ненавидят за то, что мы христиане. Ненавидят нашу свободу».

Проповедник увеличил обороты, яростно бичуя грех и порок — проституцию, наркоманию, алкоголизм, аборты и прочее, — все то, что разрушает личность.