Иван Краус - Полчасика для Сократа

— Два миллиона? — прошептал я несмело.

Повисла тишина. Затем Зингер строго спросил, заметил ли я, как упали цены на дома в последнее время.

Я сознался, что не заметил.

— Вы, вообще-то, представляете, как трудно продать дом сегодня? — спросил он раздраженно.

— Нет, — покаянно ответил я.

— Оно и видно. — Он сердито дал отбой.

Жена упрекнула меня за то, что я не сосредоточился как следует. Если я не был уверен, можно ведь было попросить день или два на раздумье. Она напомнила мне, что я уже раз засыпался, когда сосед попросил меня угадать, на сколько ему повысили зарплату. Подругу ее тоже расстроил, когда не смог угадать, сколько она заплатила за новое платье. Если так пойдет дальше, с нами скоро никто не станет разговаривать. Я обещал исправиться. Вскоре подвернулся и случай. Я встретил в городе Зингера. Он удивил меня тем, что еще издали заговорил со мной. Он был не один. Оказалось, что, продав дом, он тут же развелся и в новую квартиру въехал с новой подругой.

Я испугался, что мне придется гадать, во что ему встали развод, новая квартира или во сколько обошлась новая мебель. Я не знал также, что отвечать, если он начнет экзаменовать меня на предмет оклада своей подруги. К счастью, беседовали мы обо всем на свете, отчего у меня сложилось впечатление, что мне уже ничто не угрожает, и я в душе отчитал себя за мелочность и недоверчивость. И в тот момент, когда я никак не ожидал, он все-таки обратился ко мне с новым вопросом.

— Сколько бы вы дали лет моей подруге? — спросил он строго.

Я отбивался от нового допроса зубами и ногтями. Я признал, что дама очаровательна, и добавил, что ее возраст не имеет значения, главное, что они счастливы вместе. Но Зингер настаивал. Его подруга тоже подключилась и энергично требовала от меня угадать ее возраст. Я защищался, говоря, что не различаю возраст даже маленьких детей и решительно не желаю говорить глупости. Но все было напрасно. Оба они с самоуверенными улыбками ожидали от меня ответа. Пришлось подчиниться.

Мне было ясно, чего они ждут. Я должен сказать, что лет меньше, чтобы доставить обоим радость и узнать, что подруга старше, но для своего возраста выглядит невероятно молодо.

Я бы дал ей лет пятьдесят, но пару лет решил скостить. Спокойно можно было сказать сорок пять, но на всякий случай я пошел еще дальше.

— Я бы дал вам… ну, сорок три…

Едва я произнес цифру, как Зингер уставился в землю.

Подруга, выбросив сигарету, закурила другую.

— Мне сорок, — вздохнула она.

Пытаясь исправить свою ошибку, я сказал, заикаясь, худшее, что только мог:

— Да что вы, я ни за что бы вам столько не дал.

Мы тотчас расстались. Хотя мне было ясно, что между нами все кончено, я почувствовал определенное облегчение, когда осознал, что мне никогда больше не придется отвечать на подобные вопросы.

Впрочем, недавно мы узнали, что Зингер купил собаку.

В ожидании его скорого звонка я принял важное решение на этот счет.

Как только он позвонит, я опережу его и попрошу угадать, сколько фруктовых кнедликов мы съели за последние десять лет.

— Ты действительно хочешь отправить это письмо? — спросила меня недавно жена.

— Конечно, — ответил я, перечитав свое письмо страховой компании, в котором просил подтвердить поступление платежа, и не найдя в нем ни одной ошибки.

Жена вздохнула.

— Ты не можешь послать такое письмо, — заявила она решительно.

— Это почему? — удивился я.

— Оно не отвечает твоему уровню. Скучное.

— А какое же должно быть?

— Остроумное, — вздохнула она.

Я заметил, что не вижу причины писать страховщикам смешные письма, и добавил, что и без того писал его с неудовольствием, вызванным суммой, которую нам надо заплатить. Я объяснил жене, что письмо, в котором стоит сумма оплаты, меня не радует. Я бы охотнее написал письмо, где можно было бы попросить страховую компанию заплатить нам. Я не исключил, что такое письмо я не прочь написать и с юмором, ибо получение денег пробуждает во мне приятные чувства, в то время как расставание с ними — прямо противоположные.

Наконец, я напомнил жене, что это обычное письмо, а не рассказ. Она считала, что это не важно. И такое письмо должно быть остроумным, потому что об уровне писателя судят в том числе и по корреспонденции.

Я не согласился:

— Писателя оценивают по его книгам, а не по письмам.

Жена заявила, что я не прав, так как есть писатели, написавшие такие остроумные письма, что их даже издали книгой.