Марк Соболь - Театр теней

— К японской матери твою газету! Сколько тебе там платят — гулькин? Ты режиссер, артист, а у меня в Ярцеве контингент — три тыщи интеллигенции. Надо — позычим у соседей. Мы с тобой такой театр оторвем — ваш затруханный Мейерхольд сдохнет от зависти! Московско-Минский театр имени Сталина, ты — худрук! Снятие судимости гарантирую — собирайся, едем в Ярцево!

Глаза Максимова… даже не подберу, как лучше сказать: сияли, сверкали? В его ушах уже гремела овация, супруга начальника Вяземлага мадам Петрович подносила ему букет бурбонских роз, из царской ложи посылал воздушные поцелуи нарком Ежов…

— «Слепых» будем ставить? — спросил я, силясь насмешкой унять ненависть. — Или сразу «Гамлета»?

Я рванул водку прямо из горла, чтобы приглушить взрыв, но запал уже сработал:

— За что, сука, ты меня убивал на Двадцатке!? Мокрушник с Лубянки! Если б тебя не сменили, лежать мне б теперь под биркой!

Я задыхался, удерживая в гортани клокочущий лагерный мат. А Максимов мгновенно перевоплотился из роли в роль: вместо восторженного театрала передо мной сидел чекист, гражданин начальник.

— С тобой пришла сопроводиловка, — спокойно сказал Максимов. — Если б я не корешил с моим уполномоченным — ксива-то была от Геймана! — мы б тут с тобой водку не хлестали. Так что примем, товарищ, на посошок и давай разойдемся по-хорошему.

Вечером я все рассказал Комгорту. Валерий крепко помрачнел: не надо было, понимаешь, без меня застолье устраивать…

В третий и последний раз о возрасте: мне тогда и двадцати не исполнилось. Меня еще не успели забыть некоторые московские девочки — виноват, уже девушки, молодые женщины. И конечно же я засыпал их письмами в стихах и прозе — не то чтоб уж напрямую объясняясь в любви, но выражая надежду… И наконец одна из них, Зоя, откликнулась телеграммой: утром встречай на вокзале, вечерним поездом уеду обратно в Москву.

За час до срока я уже приплясывал на перроне. Дальнейшее читатель, коли захочет, сам вообразит… иль перечтет «Женитьбу Фигаро». Только у моего «безумного дня» финал оказался невеселым.

Я не успел сказать, что в деревянном одноэтажном домишке наша комната была окном во двор. На этот раз Максимов зашел с тыла, наверняка помедлил, увидев целующуюся пару, а потом властно постучал кулаком в раму: побаловались — и хватит!

Как бы я ни был обозлен, должен признаться, что он талантливо играл душку-военного. Максимов ловко и нагло фаловал (теперь бы сказали: кадрил) мою Зою. Он был в ударе, жонглировал вперемежку армейскими комплиментами и забавными случаями из личной жизни. Послал хозяйку за шампанским и тортом, танцевал с Зоей под аккомпанемент им же исполняемых песенок, модных в ту пору фокстротов и румбы…

В этом спектакле я довольно скоро стал второстепенным персонажем. Максимов уверенно вошел в роль героя-любовника.

Я бы выгнал его, но он пришел не ко мне, а к Валерию. Тот все чаще задерживался на работе, у них происходило что-то неладное, некоторые начальники вдруг исчезли. Я знал, что не имею права сорваться, а уж тем более при Зое, мне оставалось только покрепче стискивать зубы.

И настал вечер. И надо было проводить Зою на поезд.

Прощальный бокал мы распили на вокзале. Максимов галантно пригласил мою гостью посетить Ярцево, наобещав множество приключений на фоне провинциальной экзотики.

— Не поедет она к тебе! — заявил я за минуту до отхода поезда.

— Ты не можешь ей запретить, — усмехнулся Максимов. — Нет у тебя такой возможности.

— Я ей просто расскажу, как жил у тебя на 20-м лагпункте.

Проводница захлопнула дверь. Поезд ушел.

— Значит, разгласишь? — тихо спросил Максимов. — А тебе известно, что полагается за разглашение? Ну ладно, прощай пока…

Когда я пришел домой, Комгорта еще не было. Он поднял меня среди ночи.

— Беги! Сейчас же беги — куда хочешь, хоть на край света. Возьми деньги. Чтоб к утру тебя в Вязьме не было, потом дашь телеграмму до востребования.

Он торопливо обнял меня и не крикнул, а взвизгнул:

— Беги!

Через две недели в Молодежном театре города Мариуполя я уже репетировал первую свою роль — Павку Корчагина.

Март 1991 г.

Меня приняли в институт в 16 лет.

Мора — цыган.

Лекпом (лекарский помощник) — начальник санчасти лагпункта.