Ханне Эрставик: Пасторша

Вслед за романом «Любовь» издательство «Текст» публикует новый роман самой известной норвежской писательницы Ханне Эрставик. Героиня романа Лив — женщина-пастор в маленьком городке на севере Норвегии, куда она приехала из Германии, тяжело пережив гибель ближайшей подруги. Ее вера вновь и вновь подвергается испытаниям… Многое было бы проще, будь она мужчиной. Но она — пасторша.

Норвежка Ханне Эрставик написала совершенно потрясающую, ни на что не похожую книгу. Вы не станете счастливее, прочитав ее, но мудрость и душевный опыт вы приобретете, это мы вам гарантируем.

Сие есть кровь Господня. Я сделала шаг и налила вино в следующую блестящую чашу. Я смотрела на склоненные предо мною головы: одну, другую, и еще одну, и следующую. Так тому и быть, думала я. Приди сюда и почувствуй себя человеком. Здесь ты избранный, единственный. Здесь тебя видят, понимают, и здесь твое место. Мое место, ведь это относится и ко мне тоже. Ко всем нам.

Стоящие на коленях вокруг алтаря люди — это только начало. За полукружием алтарной ограды есть еще больший круг, а вокруг него — еще один. А за ним снова круг, еще шире, огромное пространство света. И мы можем находиться в нем, все вместе и каждый в отдельности, в одиночку. Здесь твое место. Здесь! Все это создано для тебя.

В церкви было тихо. Люди стояли полукругом напротив алтаря, как будто веером, и от каждой спины исходила ниточка. Ниточки шли на улицу, через поле, за море, далеко-далеко. Они не обрывались, а шли и шли дальше. Люди принесли сюда свои мирские заботы. Вскоре они поднимутся с колен, и откроют дверь, и выйдут из храма, и разойдутся кто куда.

Прихожане, преклонявшие колени в церкви, давали мне понять: так и быть, потерпим тебя. Может, они уже и забыли о случившемся. Я могла бы уехать в другое место, но я знала, что и там произойдет нечто подобное. Не совсем то же самое. Но такое, чему я не смогу помешать. Что-то важное, от чего я уже никогда не сумею избавиться, оно всегда будет читаться на моем лице.

Свою первую проповедь здесь я прочитала в прошлом году. Я стояла на церковной кафедре и смотрела на всех, кто пришел послушать нового пастора. Я говорила о блудном сыне. Как он вернулся домой и как отец зарезал теленка, чтобы отпраздновать его возвращение. Как ему завидовал брат. И как все равно состоялся праздник. Я стояла в пасторском облачении со светлой столой [1] Стола — вид облачения священнослужителей, принадлежность их духовного сана; длинная и широкая полоса ткани. (Здесь и далее примеч. переводчиков.) , сшитой для меня Кристианой, и смотрела на них; я хотела, чтобы они действительно услышали меня, открыли свои души и поняли. Именно такой мне представлялась церковь. Местом, где все радуются, когда кто-то возвращается домой, к отцу. В этом я видела свою задачу: открыть двери церкви каждому, кто захочет сюда прийти. Не ко мне лично, а к общности, к тишине. Туда, где в честь его прихода устроят праздник, где каждый — желанный гость.

Об этом я им говорила. Объясняла, внушала. Мне казалось, я выражаюсь недостаточно ясно. И поэтому я повторяла еще и еще раз. Я говорила слишком долго. Я стояла, облаченная в мягкую альбу, и говорила. Я говорила очень долго, почти целый час. Нас учили, что проповедь должна длиться четверть часа, не больше. Уж лучше меньше. Ибо слова — не самое главное. Люди запомнят, может быть, лишь некоторые из них, какое-нибудь понравившееся выражение. Но, в общем и целом, они не запомнят всех твоих слов, останется только общее впечатление. Переживание. Ну, так и дай же им то, чего они ждут от тебя. Это делается за четверть часа. И ни в коем случае не больше. Через двадцать минут они отключаются.

Так и получилось: я говорила слишком долго. Я поняла это, но было поздно, и пути назад уже не было.

Люди начали вставать и уходить. Ушла даже церковнослужительница — первый человек, с которым я здесь познакомилась, это она дала мне ключи от церкви, показала мне все и приготовила кофе в конторке. Она слушала меня довольно долго, но потом все же поднялась и тихо вышла. Как и некоторые другие пока не знакомые мне люди. Всего ушли пять или шесть человек. Из тех немногих, кто пришел на службу.

С тех пор это первое, о чем я вспоминаю, просыпаясь. Хотя мне и стыдно, что я продолжаю об этом думать. Как будто нет более, важных вещей. Но я так сильно хотела достучаться до них. Ведь я приехала именно к ним, сюда, со своими пакетами и коробками, всем своим скарбом, который поместился в машине. Я снялась с места через неделю после погребения Кристианы.