Виктор Голявкин - Избранные

— У меня к вам особый разговор, — буркнул он, — я вам его выложу в другой раз.

— Лучше скажите мамаше, чтобы она не орала на всю улицу, — сказал я.

— Мы с вами еще встретимся, — сказал он.

— Ведь мы уже встречались, и вы тогда хорошенько получили, и пока с вас хватит. Но если понадобится — приходите за новой порцией.

— Он и тебя оскорбил? Он смел тебя тронуть? Какая наглость!

Гимнаст стоял зверски красный и бормотал что-то невнятное.

Я не мог ее больше слушать. Для меня многовато, внезапно, среди бела дня.

— Дайте пройти! — крикнул я.

Мамаша закричала мне что-то вслед.

Чем я ей насолил? Тоже мне — трое Ирок! Чего на меня взъелась, не пойму. А этот пристроился, мамашу за ручку водит. Спелись, фердибобели. Устроили театральное представление.

Не стоит обижаться.

Свои у них семейные дела. А у нас свои.

Предновогодняя метель пошла крутить по улицам, норд подул с моря, завертелась пурга бакинская. Захлопали окна, посыпались стекла, завыли провода. Баку — город ветров, дует и дует чуть не каждый день в году. Море сейчас беснуется, а деревья гнутся и качаются. Идут с трудом прохожие навстречу ветру, прижимая шляпы к голове, а к ногам юбки. Ударит ветер в спину и понесет по улице.

В окнах Шторы горел свет.

Я поднялся и позвонил.

— Бальзак! — сказал он хрипло и испуганно. — Приветик…

— Приветик, — сказал я, вошел в дверь без приглашения, боялся, он захлопнет. В любую минуту он может фокус выкинуть, знаем мы теперь.

— Только тише, — предупредил он, — тише. В такую погоду, ай-ай-ай, одичалого коня…

— Не ожидали? — спросил я.

— Тише, — сказал он, — я прошу: тише…

— Не буду тише! — заорал я, вспомнив почему-то московского кинорежиссера.

Я застал его врасплох, но он быстро оправился, вошел в свою роль.

— Возьмем талантливого Маршака, — сказал он, — «…лошадь захромала, командир убит, конница разбита, армия бежит…»

— Не будем брать Маршака! — заорал я агрессивно, не понимая, к чему он клонит. — Вспомните лучше, как вы у меня рыбу копченую вытащили!

— Какую рыбу?

— Воблу, — сказал я, чувствуя, что затеял совсем не тот разговор.

— Какая там еще вобла! Не до шуток. Брось чудить.

— Забыли? По-королевски меня хотели угостить? Теперь вспомнили?

— Вареньем я тебя угощал, а не воблой.

Вполне возможно, он забыл, да и вспоминать было ни к чему.

— Воблу мне подменили, — продолжал я ненужный разговор.

— Что тебе надо? — спросил он, наигранно подбоченясь.

— Будто вы не знаете! Мне нужны деньги, которые я заработал у вас! Вы это прекрасно понимаете. Вы подло от меня сбежали. Вы подлый человек, но теперь вам улизнуть не удастся. Отсюда я вас не выпущу!

— Из моей же собственной квартиры?

— Да, из вашей!

— Тише, я же просил: тише…

Но я зашелся.

— Неужели такие нахальные люди бывают на свете?! Вы надули не только меня! И другие к вам тоже явятся! И придется вам держать ответ, бесчестный вы человек!

— Я никому не должен и ничего не знаю, — сказал он. — Убирайтесь от меня все! Плевать я на вас хотел, дураки несчастные!

— Придется вам все-таки заплатить, — сказал я, чувствуя, что мне становится тяжело дышать от волнения.

— Я без гроша, милый, — сказал он.

— Не пойдет! — сказал я.

— Чего не пойдет?

— Так не пойдет. Платите мои деньги.

— Шиш тебе! — сказал он вдруг. — Понял? Шиш! Давай драться.

Он снял пиджак и повесил его на спинку стула.

Он стоял передо мной, скорчив рожу, засучивая рукава, и сопел как паровоз.

— Драться? — удивился я. — Вы хотите со мной драться?

Он сразу почувствовал мою уверенность в этом деле.

— А что? — спросил он настороженно.

— Давайте, давайте, подходите ко мне, не стесняйтесь… — сказал я.

— А что? — опять спросил он.

— А ничего, — сказал я, — подходите, я вас стукну. И постараюсь посильней.

Он схватил со стула пиджак и быстро надел его.

— Тогда мы не будем этого делать, — сказал он. — Совершенно ни к чему.

Я боялся, как бы он на моих глазах не выскользнул в форточку, не пролез в какую-нибудь щель, испарился, смылся к черту, дьяволу.

— Что тебе нужно от меня? — сказал он, делая плаксивое лицо.

— Отдайте мои деньги! — заорал я.

— У меня их нет, — сказал он, вызывающе выставляя вперед свою челюсть, — нет у меня денег! Ну, бери меня за горло, бери, чего стоишь.

— Никто не собирается брать вас за горло, — сказал я растерянно.

Он дышал мне прямо в лицо и повторял:

— Бери, бери меня за горло!