Виктор Голявкин - Избранные

Зря я на него окрысился, наверно.

А он этак пол-оборотом ко мне, рукой этак небрежно на буквы указал и говорит:

— Криво.

— Где криво? — спрашиваю.

— Криво, брат, криво, — говорит.

— Прошвырнитесь, прошвырнитесь… — говорю, и кисть в ведро с досады бросил.

— Ишь ты, бальзак! Сердитая личность. — Берет он мою кисть и пишет на асфальте такие отличные буквы, что я глазам своим не поверил. Даже завидно стало. С восторгом я на него поглядел, а он улыбается. Написал он еще несколько слов, кисть в ведро бросил и говорит:

— Вот так, бальзак! А ты думал, только ты один можешь? Я тебе еще позавчера говорил, что другие получше могут. Талантливых людей на свете знаешь сколько? Пруд пруди! Только нужно их находить и пестовать. Об этом я тебе еще позавчера говорил.

— Кто? Вы мне позавчера говорили?

Он смеется.

— А в прошлом году, помнишь, я тебя этому делу учил?

— Кто, вы меня учили?

Он опять смеется.

— Аналогичный случай, — говорит, — был, сосед белье повесил, а соседка его украла.

— Это вы к чему?

— А к тому, чтобы ты умным был, бальзак, а не дурак. Бальзак знаешь какой умный был? На весь свет умом прославился.

— Какой Бальзак?

— Бальзак всего один, больше Бальзаков на свете не было и не будет. При желании можешь вторым Бальзаком стать, но не первым. Обо всем этом я тебе уже говорил.

— Ничего вы мне об этом не говорили.

— Аналогичный случай произошел…

Слова внизу под моим объявлением написал: «Почему вашу собачку зовут Сигизмундой?» Буквы ровные, чудо!

— Попадет мне за вашу собачку, — говорю, — тут карнавал, а тут собачка…

— Больше людей, — говорит, — на карнавал привалит, подумают, необыкновенную собачку Сигизмунду будут представлять.

Шутник настоящий.

— С работы погонят, — говорю, — за вашу собачку.

— Проявил самостоятельность. Рекламу освежил. Внес свежую струю. Никогда не знаешь, за что тебя выгонят, а за что по головке погладят. Как раз, может быть, за эту Сигизмунду тебя к повышению представят, — к примеру, не на тротуаре писать, а на стенах…

— А может, на потолке?

— Можешь добиться, — говорит, — и большего.

— Вы лучше скажите, где вы так буквы научились писать, — спрашиваю, — это ваша профессия, наверное?

— Зачем попу гармонь, — говорит, — когда у него кадило есть.

Помешал кистью в ведре, да так энергично, чуть всю краску не выплеснул.

— Я, бальзак, из института с последнего курса ушел, сам себя, называется, отстранил от строительства жилого и административного фонда, сейчас уж стар, двадцать восемь лет исполнится в будущем году. Для меня эти буквицы — мелочь, плюнуть, растереть, чихнуть! Открыл я, бальзак, свое собственное ателье, процветаю, образование у меня высшее. Малость незаконченное, я тебе, кажется, три дня тому назад говорил…

Вид у него действительно процветающий, костюм отличный, босоножки лаковые, а волосы блестящие и гладкие.

Пошли мы с ним вниз по Буйнаковской улице. Мне нужно было еще одно объявление написать. А ему как раз по дороге. Он в конце Буйнаковской улицы на углу жил.

— На художника не собираешься учиться? — спрашивает.

— Сначала я хочу боксом заняться, — говорю.

— Да ты что, очумел? Морду бить — кому это надо! Ну и бальзак!

— Это ведь целое искусство! Как чемпионы работают, видели?

— Да брось ты, несерьезный ты человек, давай-ка лучше познакомимся, — он протянул мне руку, — Викентий Викторович Штора. Директор. Заведую ателье.

Приятно с ним познакомиться. Что значит самостоятельный человек! С директором ателье познакомился. Запросто. Свои знакомые появляются. Замечательная жизнь пошла. Я это предвидел!

Он шел и говорил:

— А как ты со мной разговаривать начал? А? С директором повежливее надо разговаривать. Как-никак персона, выше своих подчиненных. У меня ты в двадцать раз больше заработаешь. Это ты всегда помни. В двадцать раз больше, чем мазней по грязной мостовой. У тебя отец, мать имеются? Так, имеются. Очень хорошо. Отцу, матери мог бы помочь, подсобить. Небось старики нуждаются, вон какого сынка вырастили, а он с метлой по ночам шляется, а у парня талант есть. Я бы тебе по первому разряду платил. Пора за ум браться. А парень ты, я вижу, смышленый, — зачем попу гармонь, когда у него кадило есть? Ты понял меня?

Мы около его парадной остановились.

— Нечего тебе по темным улицам болтаться, — сказал он, протягивая мне руку. — Заходи. Мне толковые работники нужны. Головастые. И ты рад будешь. Отцу, матери поможешь. Трактаты будешь писать!