Виктор Голявкин - Избранные

— Я вас понял. Я все это пишу не только для вас одного. Я не могу писать для вас одного, поскольку вы не один на свете. Есть и другие люди. И я подумал о них. Допустим, вы владеете несколькими языками, к примеру английским и русским. Нет, лучше чешским и русским. Или польским и русским. Не будете же вы с русским разговаривать по-польски, а с поляком нарочно по-русски. Так как же вы будете разговаривать? Правильно! Угадали. По-русски следует разговаривать с русским, по-польски с поляком. Вы удивительно сообразительный человек, я бы с вами выпил, если бы мне завтра не предстояла работа над произведением.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что я не владею никаким языком, кроме русского. Да и русским-то владею кое-как, ровно настолько, чтобы написать свое произведение. Но я владею художественным языком. То, что для вас «выкрутасы», другому скажет больше, полнее и глубже. Они дойдут до него точно так же, как до вас они дойти не могут… Ах, вы заснули? Спите? Вот всегда так, засыпают, когда рассуждения заходят поглубже… Я сейчас, кажется, тоже усну… вслед за вами… я всегда стоял за отдых…

Одеваемся, наряжаемся, на ярмарку отправляемся. Ярмарка рассказов начинается! Аукцион открывается! Занавес поднимается!

Демонстрируется поток рассказов в несметном количестве, разных форм, настроений, значений, для всякого читателя, веселого и мрачного, на такого и на сякого, на пессимиста и оптимиста, старика и молодого, неграмотного и высокоэрудированного, человека нашего века, прошлого и будущего, для дурака и для умного — налетай, хватай, выбирай, садись читай!!!

Кому что!!! Кто что!!! На трезвую голову!!! Товарищ пьяный, прошу на выход, уберите пьяного!!! Кругом пьяные! Итак!!! Так — итак!!! Итак!!! И-т-а-к!!!

Утром солнце двигалось кверху. Тени ложились косо. Улицы пустовали. Навстречу мне шел человек. Он поравнялся со мной. Он взял меня за рукав. Я видел его дружелюбный взгляд.

— Гнома поймали, мой друг! — сказал он.

— Какого гнома? — спросил я невольно.

— Как — какого? — поднял он брови.

— Где он был? — спросил я глупо.

— Он был везде! — крикнул он.

— Почему? — спросил я.

— Как почему? Это факт.

— Что за факт?

— Общеизвестный. А вам неизвестно?

— Нет, — сказал я.

— О! — сказал он.

— Да, — сказал я.

— О! — сказал он. — Гном все тот же, с шапочкой набоку. И с зеленой кисточкой. Давали его вместе с сахаром. Я хотел взять его, но мне не нужен был сахар — вы меня понимаете? Мне не дали его без сахара, а сказали: «Возьмите сахар, дадим вам гнома».

— Это белиберда.

— Нет, это не белиберда.

— Это глупости.

— Нет, это не глупости. И гном сбежал. Он бежал через задний ход, потому что передний был заперт. Его видели двое калек и один больной. Они трое были без шапок…

— Это вы больной?

— Я не больной, я в шапке, его видели трое без шапок…

— Чепуха.

— Нет, это не чепуха.

Я повернулся уйти, но он встал передо мной.

— Вы должны знать о гноме, — сказал он ясно.

— Я не желаю, — ответил я.

В конце улицы кто-то шел.

— Минуточку, — сказал он и помчался ему навстречу.

У меня в голове что-то есть. Когда я иду по улице, мою голову клонит к земле.

— Быть может, у вас утюг в голове?

— Нет, по-моему, не утюг.

— Почему вы так думаете?

— Мне кажется, что-то другое.

— Как вы это решили?

— У меня часто булькает в голове.

— Может, это у вас в животе? У меня, например, булькает в животе бульон. Великолепный куриный бульон!

— Живот — это не голова.

— Ах, боже мой, я вам скажу — все одно! Если пробить вашу голову, вы так же умрете, как если проткнуть вам живот.

Ветер свистел по комнате, как в трубе.

Эта дверь была без петель.

И она была без дверной ручки. И в ней не было замочной скважины.

И это была не совсем дверь.

И вообще это была не дверь.

Она покоилась на двух стульях, и на ней лежал мертвый отец.

— 925 орехов! — крикнул мне крестьянский мальчик. Ветер дул в мою сторону, и я слышал отчетливо каждое слово.

«Почему не тысяча?» — подумал я. Ветер подул в обратную сторону, и теперь я не слышал мальчика. Он казался малюсеньким. Он махал руками. Он, наверно, кричал про орехи.

«При чем тут орехи?» — думал я. Ветер подул от меня. Я крикнул мальчику что-то такое не про орехи. Теперь ветер подул в мою сторону.

— 925!.. — кричал мальчик.

Ветер стал дуть со страшной силой. 925 летели в вихре, перевертывались вверх тормашками. Мальчик смеялся тоненько. Словно гном. Ветер утих. Я спросил: