Джон Рэй - Спаситель мира

— Почему бы ей не снять чертовы наушники? Я кое-что скажу! Пропою, если захочет. Могу даже…

— Наш мир погибнет? — переспросил сикх. — Почему?

Ёрш тут же перестал улыбаться, и сексуальные флюиды, которые он так ловко и умело испускал, исчезли. Вопрос был самой настоящей провокацией. Сикх хотел обезоружить его, помешать знакомству. Девушка с рюкзаком отступила на второй план, и ее место занял сикх. Он стал совсем другим. Остальных пассажиров скрывал мрак, а сикха ярко освещали прожектора — именно он теперь был в центре внимания Ерша, говорил совершенно иным голосом, а лицо не выражало ни доброты, ни участия.

— Ваш голос изменился, — отметил Ёрш. — Я вас не слышу.

— Хватит донимать бедную девушку, Уильям! — отозвался сикх, пряча ухмылку за жидкой, блеклой бородой. Он поднял голову, откашлялся и подмигнул.

Тут Ёрш четко увидел нависшую над ним угрозу. Страшное открытие точно ударило под дых и судорогой расползлось по телу.

— Не беспокойся, — медленно проговорил Ёрш, жадно глотая воздух после каждого слова. — Ни о чем не беспокойся, дедуля. Просто исчезни!

— Дедуля? — громко переспросил сикх и осклабился. Теперь он обращался не к Ершу, а к остальным пассажирам, объявление делал. Словно опытный шоумен, он обвел взглядом зрителей и положил сморщенную ладонь на плечо Ерша. — Будь я твоим дедом, парень…

Гудящий голос сикха еще разносился по вагону, когда Ёрш схватил старика за бороду и с силой дернул. Сикх подскочил, как ошпаренный. «До чего легкий!» — про себя удивился Ёрш. Старик не удержал равновесие, упал и, точно в глупой комедии, вытаращил глаза, демонстрируя публике шок и изумление. Он ударился о стойку и, вращаясь против часовой стрелки, покатился к дверям.

Снова послышался гудящий голос, но принадлежал он уже не сикху, а неизвестному мужчине и лился из вмонтированного в потолок устройства громкой связи.

— Коламбас-серкл! — прокричал Ёрш. — Переход на маршруты А, С, D, 1 и 9!

«Хватит шуток! — заразительно смеясь, думал он. — Уже не смешно!»

Какая-то женщина, разинув рот, стояла в центре прохода. Стоило Ершу повернуться в ее сторону, рот незнакомки тотчас закрылся.

— Парень! — У сикха сбилось дыхание, и он шипел не хуже, чем устройство громкой связи. — Парень…

— Пожертвования — это прекрасно, — сказал Ёрш, опустившись рядом с ним на колени. — Согласен?

Сикх оскалился, просвистел что-то неразборчивое и схватился за горло.

— Беспокоишься обо мне! — догадался Ёрш. — Не стоит, док! Лучше беспокойтесь о мире.

Старик отполз, прислонил голову к темно-серой складке между дверями и закатил глаза. Слетевший при падении тюрбан лежал у его правого локтя. О пол ударился, перевернулся, а мудреная конструкция не рассыпалась — теперь тюрбан напоминал декоративную корзину. «Значит, тюрбан не повязывают каждый раз, — про себя отметил Ёрш, — а надевают и снимают, как шапку».

— Парень… — с видимым усилием повторил старик. Он что, других слов не знает?

Нагнувшись, Ёрш схватил его за куртку. Мячи-пуговицы жалобно заскрежетали.

— Все в порядке, дедуля! — заверил он. — У меня есть план.

Детектив Али Латиф (при рождении названный Руфом Ламарком Уайтом) обожал анаграммы, акростихи, палиндромы и шифры, основанные на элементарной математике. Когда на службе образовывалось затишье, он развлекался составлением упрощенных алфавитов, большей частью фонемного типа, и использовал их для написания компроматов на своего непосредственного начальника, лейтенанта Бьорнстранда. Впоследствии компроматы и скабрезности вывешивались на доску информации отдела розыска пропавших.

«3О4 Е1Б2И 4ГЗК Н404Б6Ж ГИ9 Д2К6, БО4М4Ж ГИ9 „ЛИ2Й9ККЗС6“? АЦ4МКН0М1КГ!» [1] «Кто завел один сотовый для жены, второй для „племянницы“? Бьорнстранд». — гласило последнее объявление.

За исключением компроматов на шефа, ни странностей, ни слабостей за Латифом не водилось. Во всех остальных отношениях он был настолько честным, порядочным и обязательным, что даже в Полицейском управлении, где дружить значит подначивать и подсиживать, сомнений в его профессионализме не возникало ни у кого. Если цвет его кожи, манеру одеваться и даже отсутствие жены обсуждали почти ежедневно, то текущую работу — никогда. Его отчеты о расследованиях штудировали, как учебные пособия, чем Латиф очень гордился, хотя не признался бы в этом под страхом смерти.

В том, что стесняется своего имени, Латиф тоже бы не признался. О страшной тайне не ведал никто: ни живые, ни мертвые, ни коллеги, ни воскресные собутыльники и уж точно ни родственники. Первого января 1969 года его отец, водитель Управления городского транспорта, большую часть жизни известный как Джебби Уайт, в присутствии регистратора округа Кингс сменил имя на Мухаммада Джеробоама и переименовал всех своих детей. Бедняга Руф чуть ли не целый год не мог выговорить новое имя. Впрочем, оно и сейчас казалось чужим. Будь решение самостоятельным, или если бы отец соблаговолил с ним посоветоваться, новое имя, вероятно, понравилось бы юному Руфу и даже стало бы источником гордости. Увы, получилось наоборот: за сорок лет он не сумел к нему привыкнуть.