Генрих Сапгир - Летящий и спящий

Ждут, покуривают. Возвращается, однако.

«Где же твои языки?» — спрашивают.

«А вот», — говорит. И показывает: действительно, в солдатском зеленом котелке — два языка свежих да пара глаз, как яйца куриные.

«А зачем глаза?» — спрашивают.

«Языки нам про врага все расскажут, а глаза к нему дорогу покажут», — отвечает без запинки смекалистый солдатик.

«Молодец, совершил свой подвиг, — похвалил его наш лейтенант. — Тогда я сейчас тоже подвиг совершу, всех в атаку подниму».

Его на смех подняли: «Врешь, не поднимешь».

«А вот и подниму!» — азартный такой был.

И подвигнулся. Стал он, бедный, трудиться, солдат в атаку поднимать. А те не поднимаются — кто интересную книжку читает, кто газету на незнакомом языке просматривает (на фронте с чтивом трудно было, вот и читали, что отберут у противника), а кто и вовсе письмо из дома читал-читал и не заметил, как там очутился — под одеялом, жена мягкая, горячая под боком. Кто же это будет из домашней постели прямо в атаку подниматься? «Да иди ты, — говорят, — лейтенант, сам куда-нибудь в атаку». Мягко говоря.

Рассердился наш герой. Выскочил из блиндажа или из казармы, или из хода сообщения — ну из чего-нибудь да выскочил. Кричит: «Держитесь, гады!» — и бросает в казарму, в блиндаж, в подвальный этаж или в темную яму — все равно куда — дымовую шашку, гранату или просто забористое татарское слово — и не успело это там разорваться, как весь взвод оттуда выскочил и построился. А того, который дома под периной лежал, прямо за тыщу километров пронесло и босого на снег шлепнуло. Сидит — ничего не понимает, в руках большую соленую рыбу держит, с собой прихватить успел.

Смотрит противник: рвануло в наших окопах. «Что же, — думает, — у них рвануло, а у нас — нет». Глядим, рвануло и у них.

Пошли у нас телефонные разговоры по всем проводам.

«Дайте огоньку!»

«Даем огоньку!»

Большую «козью ножку» наши артиллеристы свернули, в небо газетным раструбом уставили. Трещит наша махра, большими красными искрами стреляет.

Но и они тоже нам прикурить дали. Длинную сигарету «Мальборо» через колючие заграждения и ничейную полосу к нам протянули. А «Мальборо», известно, сильно дымит. Плохо нашим солдатам приходится — особенно некурящим. Кто винтовку выронил, на бруствер сел, откашляться не может. Кто в дыму бродит, как в тумане, командира ищет. А кто кайф ловит раскрытым ртом и глаза закрыл — все плывет и воронкой закручивается.

А лейтенанту — молоденький был — хуже всех. Затянуло его в затвор орудия и вытянуло через дуло вверх. Висит лейтенант над полем военных действий, как небо. Тут уж что хочешь делай, если ты небо. Подул он — дым развеялся. Приказал — солдаты в атаку пошли.

Сначала неохотно шли, потом приободрились — побежали. Потому что открыл противник огонь нешуточный. И навстречу ящики полетели. Здоровенные ящики и картонные коробки, только в небе свистят, попадет — сразу убьет. Ударится ящик об мерзлую землю — и разлетаются во все стороны шапки, дубленки, платья, костюмы, парфюмы, цветные зонтики, даже видеомагнитофоны. Всю землю усеяло, давай подбирай. И бутылки виски и банки пива валяются. Сначала боялись, а! была не была, схватил — не заминировано.

Взяли наши первую линию, вторую взяли, а третью брать не хотят.

— Возьмите!

— Не возьмем!

— Берите, если отдаем!

— Да, не надо нам! Устали, объелись, обпились, трофеи некуда девать.

А они навязывают, насильно суют:

— И город наш самый главный возьмите.

Вот привязались! Нет, не отстанут, видно. Пришлось главный город брать, да в руках не удержали: слишком большой и тяжелый — все обратно отдали. Хорошо, что не уронили.

Так всегда у нас в истории. Все подвиги совершаем. Наберем, как на рынке, сгоряча, по дешевке, что набрали, не смотрим — а там одна ерунда, и не нужно это нам, лишнее — все назад отдавать приходится.

Но это, можно сказать, досужие рассуждения, а лейтенант подвиг совершил. И орден ему дали, а может, ордер на новую квартиру, что тоже неплохо для лейтенанта. Ветераны, правда, до сих пор обижаются: зачем в атаку поднял, книжку или газету там не дал дочитать — на непонятном языке, зато вроде детектива: до последней строки «кто убил» так и не догадаешься, а может, не убил — пошутил только.

Да, если бы люди так и воевали: «Чего лежишь? — да не убил я тебя, пошутил только». А тот не встает: руки-ноги от смеха скрючило и челюсть вбок вывернуло. «Ну и шутки у тебя, боцман…»

Кстати, многим может показаться неясным, почему боцман, то есть лейтенант, рыбу в блиндаж бросил? А может, и не бросил, а поймал. Так ведь у любого рыбака спросите — чем рыба больше, тем рыбалка удачнее.