Генрих Сапгир - Летящий и спящий

— Не бойся, — говорю, — не обижу.

Стали мы с ней видеться. Чем дальше, тем чаще. Раньше-то я частенько манкировал, свыше даже одобрялось это. Не все же подопечного от падения оберегать и под руки подхватывать, должна быть свобода выбора. Конечно, человек может и под машину попасть или, например, в камнедробилку угодить. «Где был ангел-хранитель?» Где был? Что у ангела своей личной вечности быть не может? Ну, да не все вам, людям, знать про нас. И так о многом догадываетесь.

Придет к Алексею Нина, заварят они свой вечный разговор-выяснение: кто виноват и что делать. А мы с ангелицей под потолком незримые витаем. Все о жизни здесь расспрашивает. Тьма и свет, добро и зло, жизнь и смерть — это она на уровне элементарных частиц понимала. А вот про свои обязанности знала слабо. И про любовь тоже.

— Как это — оберегать? От чего оберегать?

Объясняю, проясняю. Надоест — небылицы начну рассказывать.

— Видишь, твоя Нина внизу как сердится! Как орет! Даже жилы на шее набухли, еще немного — и порвутся жилы, кровь фонтаном в потолок брызнет.

— А что делать?

— Хлопни ее сверху ладошкой по затылку.

Она подлетела и хлопнула. Нина с разинутым ртом так и осталась.

— Что с тобой? — это Алексей. — Тебе дурно? Воды?

Наконец обрела дар речи:

— Знаешь, меня сейчас кто-то детской ладошкой по затылку — хлоп.

— Это у тебя давление.

— Это у тебя давление!

И снова пошла накручиваться, распаляться. Пока Алексей ей рот поцелуем не зажал.

— Смотри, твой мою раздел. А теперь собой давит. Раздавил совсем.

— Надо спасать. Ты же ангел-хранитель.

— Спасать? А как?

— Пощекочи свою под мышками, она сразу моего с себя сбросит.

Опять — скандал. Но, кажется, она довольно быстро стала все понимать, ангелица. Вижу, потемнела лицом, каждую нашу встречу обдумывает. Привязался к ней, кроткой. И любопытно мне: что ее тревожит?

— О чем ты все время думаешь?

— О тебе и обо мне.

— А что о тебе и обо мне?

— Почему ангелы друг друга не любят?

— А чем нам любить друг друга? Смотри, у всех здесь гладко.

— И никак нельзя войти друг в друга?

— А зачем?

— Чтобы почувствовать друг друга.

— Мы и так из одного чувства созданы.

— Я тебя чувствую.

— Вот видишь. Мы можем даже касаться друг друга флюидами симпатии.

— Но флюиды — это не любовь! — горячо сказала она. — Я хочу! Понимаешь, я хочу, как люди! Ссориться, драться, а потом чтобы ты был во мне, во мне! Ты такой сильный!

И мне передалась ее горячность. Я весь пошел жаркими волнами, но нечем этому было разрешиться. И я впервые почувствовал неудовлетворенное желание. Оказалось, это — как жало.

— Мы должны сейчас же разлучиться, — сказал я.

— Направить лучи свои в разные стороны? Никогда этого не будет. Смотри, там внизу под нами это только люди, а он называет ее такими ласковыми словами, что мороз пронизывает. И ее вскрики обжигают меня. Разве тебе меня не жалко? Только посмотри: тут ожог, и здесь обожгло, и здесь. У меня даже припухло. Наверно, скоро вырастут груди. Разве ты не хочешь потрогать их?

И мне захотелось потрогать их. Слишком часто я наблюдал тех, там внизу. А они ведь совсем не стеснялись.

— Ты такой сильный и умный, — продолжала она. — Ты можешь отрастить свою светлую плоть и придать ей красивую форму.

— А что скажут там, которые неизмеримо выше?

— Разве нам не дана свобода выбора?

«Вот до чего она додумалась! — подумал я. — Действительно, свобода выбора дана всякому творению, можно даже уничтожиться, совсем, без дальнейших воплощений и излучений, начисто. Но этого боятся все, даже темнейшие из нас».

— Но ведь ты хочешь, можешь, надо только попробовать, — говорила она. — Мы же совершенней, и у нас должно получиться более красиво, чем у них. Ты войдешь в меня с силой и божественной мощью. Тогда мы станем как те, которые там, неизмеримо высоко.

«О, кощунство! — думал я. — Бедный Адам!»

Так мы и сделали. Теперь мы падшие ангелы. Но это был наш выбор. Не знаю, что случилось с нашими подопечными. Кажется, Нина вышла замуж за хозяина «мерседеса». И не потому ли Алексей Иоанович попал в аварию? Признаться, я больше не следил за ним.

А с нами случилось вот что. Мы потемнели ликами, уплотнились — стали плотью человеческой и шлепнулись на землю, как два созревших яблока. В общем, сделались людьми. Чижовы мы, Алексей и Нина. Ребенок у нас, мальчик, Петя, Петр — камень по-гречески. Надеюсь, у него есть ангел-хранитель. Кому он улыбается, когда лежит в кроватке один?