Виталий Бернштейн - Долгий полет (сборник)

Подобных звонков, чтобы заказать проститутку, за вечер набралось несколько. Но Дэнис выделил именно этот – звонок был с того самого склада в Медвежьих горах.

– Так рушатся великие гипотезы, – сказал он Питу. – Возможно, все телефонные контакты между складом и клубом заключались только в том, что оттуда периодически названивал этот сексуально озабоченный тип. И, значит, мы опять не там ищем.

Но один разговор в офисе – вчера, часа через полтора после того, как был установлен «жучок», – все-таки привлекал внимание. Разговор между секретаршей и ее боссом Ахмедом.

– Ну, нравится тебе работа?

– Очень, сэр! Только кончила школу – и работаю. Подружки говорят, я везучая.

– Тут до тебя была уже одна. Я ее выгнал. Оказалась грязной шлюхой. Когда меня не было в офисе, она совокуплялась на этом диване сразу с несколькими парнями. Эта шлюха позорила наш клуб. Ты знаешь о целях нашего клуба?

– Немножко, сэр.

– Четыре века назад первых черных рабов привезли в эту страну. Потом в трюмах кораблей их везли еще и еще. А тех, кто подох, выбрасывали в море. Белые лицемеры объявили об отмене рабства при Линкольне. Но это были только слова. Расизм продолжается и сегодня. Посмотри вокруг. Почему мы, как свиньи, живем в самых грязных и запущенных городских районах? Почему наши мужчины составляют только шесть процентов от населения этой страны, а в тюрьмах по приговорам белых судей – их сорок четыре процента? Почему так много наших братьев и сестер больны СПИДом – он встречается среди них в восемь с половиной раз чаще, чем среди белых? Да потому, что вирус этот был специально создан в лабораториях Пентагона, чтобы искоренить черную расу!

Было слышно, как Ахмед яростно стукнул кулаком по столу.

– Все они расисты, открытые или скрытые. Даже так называемые либералы. Мортимер Зет, парень, который основал наше движение несколько десятилетий назад, услышал однажды, что разбился самолет со сто двадцатью пассажирами. И вот что сказал: «Значит, в этой стране стало на сто двадцать белых расистов меньше». А может, тебе знакомо имя другого нашего брата Джерри Джеймсона? Он когда-то выставлял свою кандидатуру в Сенат, но суки-расисты проголосовали против. В молодости Джерри подрабатывал официантом и, неся тарелку с супом из кухни к столику белого, каждый раз незаметно плевал в нее. Его не интересовало, какие у того взгляды, – белый есть белый.

Ахмед громко высморкался, под ним жалобно скрипнули пружины дивана.

– Наш клуб никогда не прекратит борьбы с этими суками. И не только с ними. Среди черных есть «дядюшки томы», которые хотят жить по правилам этого лицемерного общества и делать свою холуйскую карьеру. А мы говорим: это общество надо взорвать! И час близок! Четыреста лет мы работали на них. Пусть теперь четыреста лет они работают на нас!

– Ой, сэр, вы так хорошо говорите. А я об этом и не задумывалась.

– Пока мы одни, хочу тебя кое о чем важном проинструктировать. Защелкни дверь на замок… Садись на диван. Ближе… Если желаешь служить нашему делу и работать в клубе, запомни: ты солдат и беспрекословно подчиняешься мне, командиру… Ну, ложись, ложись…

– Ой, сэр, что вы делаете!.. Ой, я не хочу!..

Ритмично заскрипел диван, стало слышно сладострастное мычание Ахмеда. Дэвид остановил проигрыватель.

– Вот подонок! – вскочил Пит. – Вчера в их офисе я обратил внимание на эту милую девчушку. Через год он превратит ее в такую же шлюху, как и предыдущую, а потом выгонит.

Не отвечая, Дэнис опять запустил проигрыватель, чтобы повторно прослушать этот разговор: «…Делать свою холуйскую карьеру. А мы говорим: это общество надо взорвать! И час близок! Четыреста лет…» Чем взорвать? Скорее всего, обычное экстремистское словоблудие. А вдруг это про «Анджелину»?.. Нет, клуб «Люди солнца» все-таки рано сбрасывать со счетов.

Из тетрадок деда.

Дневные дела и мысли преломляются – проще или сложнее – в наших снах. Но существует и обратная связь. Этой ночью, через столько лет, приснилась Наташа – такой, как я увидел ее первый раз: в белом халате, накрахмаленной белой шапочке. И вот хожу весь день, как потерянный, «печаль моя светла». Мне было тогда уже тридцать девять, за спиной – шесть лет семейной жизни, развод, потом необременительная доля холостяка, разные женщины. В стылом московском январе пошел в стоматологическую поликлинику. Докторша, молоденькая, с милым русским лицом, осмотрела зубы, сказала, что все в порядке. Спустя пару дней, разузнав ее домашний телефон, набрался нахальства, позвонил и пригласил в субботу покататься на лыжах. На удивление естественно, без всякого жеманства, она согласилась. Мы начали встречаться, а через несколько недель так же естественно оказались в постели. До того бывали у меня и покрасивее, и пообразованнее, но ни с кем не чувствовал себя так удивительно легко. Безотцовщина, дворничихина дочка, она сама пробилась в институт; в годы учебы подрабатывала по ночам санитаркой в больнице. Много читала, много думала о жизни, мне было интересно говорить с ней. Никогда не ощущал, чтобы у нее были на меня особые виды, да и сам не очень задумывался на сей счет. Был я в ту пору общительный, энергичный, самоуверенный, легко плыл по жизни. Недоуменно перехватывал иногда изучающий взгляд Наташи. Задним умом все мы крепки – сейчас понимаю, что надо было бороться за нее и делать себя лучше. Но я считал, что и так не плох – подлостями себя в жизни не мараю, к ней отношусь нормально, чего еще нужно? В декабре Наташа сказала, что нам надо расстаться. В таких случаях долгие выяснения отношений бессмысленны. По сей день толком не знаю, что послужило непосредственной причиной; может, просто не любила… И мы расстались.