Прохоров открыл очешник, напялил очки, не в туалете же было их надевать, и вернулся на не пройденный до конца маршрут.
А когда, закончив все дела, шёл обратно, увидел на экране монитора то, что никак не ожидал увидеть – свою собственную фотографию.
Фотография была старая, сделанная когда-то ещё Варварой и размещённая нашим героем в «Живом Журнале», когда он давным-давно пытался вести там свою страничку. Снят он был в профиль, сидел в каком-то кафе, и даже куртка была та же самая. Но это всё не имело значения…
Значение имело то, что интуиция на этот раз не подвела, и это всё-таки к нему постучались…
Но и это – ерунда…
У оторопевшего от неожиданности Прохорова было несколько секунд – пока «студент» не обернулся, чтобы проверить, куда делся наш герой – чтобы подумать, что делать дальше.
Взять тяжёлый стул и хряпнуть по голове?
Не годится, потому что заметут в полицию, да и болван может быть ни в чем не виноват. Вдруг он просто хочет проконсультироваться и узнать, сколько стоит первый том из собрания сочинений Мельникова-Печёрского, изданного Вольфом? В ЖЖ же ясно и понятно, чем занимается хозяин странички, когда не пишет всякие умствования на страницах журнала.
Подойти и спросить: «Что надо?»
Не подходит…
Просто потому, что непонятно даже, на каком языке задавать вопрос. И как понимать ответ? Прохоров, кроме родного, владел прилично разговорным английским, но откуда следует, что «студент» тоже им владеет?
Ни откуда, а значит, тот запал, который необходим для атаки (а подойти и заговорить самому в данной ситуации и означало атаку) будет растрачен впустую. Да и хорошо будет выглядеть Слава, когда после «Чего надо?» и «What do you want?», что примерно означало то же самое, заткнётся и будет тупо смотреть на ничего не понявшего или, наоборот, что-то многословно объясняющего «студента».
Не заметить?
То есть сделать вид, что ничего не увидел?
Выиграть время на «подумать», посмотреть, как будут развиваться события, а они будут развиваться, не зря же «студент» искал его и нашёл.
Что ещё могла означать Славина фотография на мониторе, как не то, что оригинал сравнивали с портретом, чтобы убедиться в идентичности? Вряд ли олух, даже если он гей, влюбился в него по фото и положил жизнь, чтобы отыскать самого носителя потрясающей красоты и мужества…
Но не заметить тоже не получалось, уже просто по человеческим качествам нашего героя. Сердце его, измученное многолетней жизнью с Варварой и уже дважды отказавшее, могло не выдержать напряжения и в этот раз, а говорят, что третий инфаркт – это обычно каюк. А как можно без напряжения сидеть, уткнувшись носом даже в такое важное для тебя чтение, как Володина книга, и при этом зная, что напротив расположился человек, который положил немало сил и времени, чтобы найти тебя в чужом городе.
Зачем?
Неизвестно…
Но вряд ли за чем-то хорошим, потому что, если бы дело было чистое, то следовало бы, найдя Славу, просто подойти к нему и сказать: «Здравствуйте, Вячеслав Степанович» или «Hello, Slava…» Там, откуда «студент» взял о нём информацию, должны были бы знать, что Прохоров разговаривает только на двух языках.
Слава вообще не представлял, откуда болван взял сведения, чтобы найти его и как он это сделал. Сам себя он в такой ситуации – в гостинице в чужом городе, куда прилетел из другой страны, не готовясь и не планируя, почти случайно – вряд ли нашёл бы, хотя наш герой хорошо понимал, насколько слаб он в современных технологиях.
Надо было на что-то решаться, стоять у портьеры, которая заслоняла вход в сортир, становилось, мягко говоря, неудобно. Вроде ты размышляешь, не вернуться ли назад и не продолжить ли прерванный процесс.
Но никакого решения принять не получалось, ни один вариант дальнейшего поведения не годился, поэтому Слава уцепился за последний, как дающий хотя бы время на раздумья, и двинулся к своему столу.
Но когда он уже почти миновал «студента», вдруг услышал негромкий голос:
– Здравствуйте, Вячеслав Степанович… – и ещё раз уже вдогонку повторилось, – Hello, Slava…
Прохоров остановился, не спеша повернулся:
– Вы говорите по-русски?
– Как видите…
Вблизи «студент» уже не казался таким молодым, привычное сочетание долговязой фигуры и сильных очков свернуло память на стереотип «ботаника». А человеку было, как минимум, сорок, и был он почему-то не по-европейски смугл.
Или это так показалось в свете неярких бра на стенах?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу