Вирджиния Эндрюс - Сквозь тернии

Джори предполагал, что кто-то по срочной причине покинул этот дом. Половина мебели была здесь забыта, и на нее оседала пыль, отчего у Джори иногда начинал морщиться нос. Я вдыхал в себя запахи пыли, старости, сырости и думал о том, что они мне говорят. Я мог долго неподвижно стоять и слышать голоса призраков, а если мы с Джори садились на пыльную потрепанную кушетку и сидели тихо, то с потолка начинали слышаться какие-то шорохи, будто призраки спешили нашептать нам свои секреты.

— Никогда не рассказывай, что ты разговариваешь с призраками, — предупреждал меня Джори, — а то подумают, что ты ненормальный.

У нас есть одна ненормальная в семье — это мать нашего отца, но она уже давно живет в дурдоме далеко отсюда, в Виргинии. Однажды летом мы поехали навещать ее и старые вонючие могилы. Мама тогда не пошла внутрь кирпичного здания, вокруг которого по зеленым лужайкам прогуливались хорошо одетые люди. Никто бы и не подумал, что они — психи, если бы рядом с ними не стояли санитары в белых халатах.

Папа навещает ее каждое лето. И мама всегда спрашивает: «Ну что, ей лучше?», а папа становится грустным и отвечает: «Нет, особого улучшения нет, но если бы ты простила ее…»

И это всегда выводит маму из себя. Похоже, она хочет, чтобы старуха осталась в дурдоме навсегда.

— Послушай-ка, Кристофер, — однажды выпалила, разозлившись, мама, — помни: она должна ползать перед нами на коленях и просить у нас прощения! Иначе быть не может — и не будет!

Прошлым летом мы не поехали никого навещать. Я ненавидел вонючие могилы, старую мадам Маришу с ее черными жирными волосами, ненавидел, как она всегда делала пучок, и в нем черные волосы перемежались с белыми; мне дела нет до того, если две старые леди с Востока так и не дождутся нашего очередного визита. А что касается тех, кто лежит в могилах — ха! Пусть себе остаются со своими цветами или без цветов, им ведь все равно! Слишком много мертвяков в нашей жизни, это ни к чему.

— Пошли, Барт! — позвал Джори. Он уже влез на дерево с нашей стороны сада. Я с трудом влез следом и уселся рядом.

— Знаешь что? — задумчиво сказал мне Джори. — Когда-нибудь я куплю маме такой же большой дом. Я слышал, как они с папой говорили о больших домах; я подумал, что ей хочется дом побольше нашего.

— Они всегда говорят о больших домах.

— А мне нравится наш дом, — сказал Джори, пока я сидел на стволе и барабанил пятками о стену.

Однажды я слышал, как мама сказала, что кирпичи, проступающие из-под краски, «обнаруживают интересную текстуру». Я делал все, что от меня зависело, чтобы текстура была еще интереснее.

Но было в том огромном доме что-то глупое и несовместимое: погреба без содержимого, трубы и раковины без воды, поржавевшие ванны, облупившаяся краска…

— А здорово будет, если сюда въедет какая-нибудь большая семья, а? — сказал Джори.

Ему, как и мне, хотелось, чтобы вокруг было много друзей и товарищей по играм. У нас с ним были только он да я.

— Вот если бы у них было двое мальчиков и две девочки, вот здорово! — продолжал мечтать Джори. — Чудесно, если по соседству живут девочки.

Чудесно, конечно. Для Джори. Наверняка, он мечтает, чтобы сюда переехала Мелоди Ришарм. Тогда бы уж он целовал, обнимал ее каждый день. Я только один раз видел их за этим. Девочки! Противно.

— Ненавижу девчонок! Хочу, чтобы все были мальчиками! — закричал я.

Джори засмеялся и сказал, что это все оттого, что мне только девять, но потом я сдружусь с девчонками еще больше, чем с мальчишками.

Только я хотел сказать ему, что он — кретин, как увидел, что к дому движутся два грузовика. Вот это да! Никогда здесь никого не видел.

Мы сидели на стене и наблюдали, как рабочие разгружают машины и суетятся, бегая туда-сюда. Кто-то из рабочих забрался на крышу и проверял там что-то. Другие пошли в дом с лестницами и ведрами, будто собирались там красить. У некоторых были огромные свертки обоев. Оглядывали даже деревья и кустарники.

— Слушай! — сказал Джори, неожиданно огорченный. — Кто-то, видно, купил это владение. Клянусь, они въедут после того, как покрасят и отремонтируют.

Не надо нам никаких соседей, которые потревожат мамин и папин покой. Они так часто говорили: как хорошо, что здесь нет соседей, которые бы тревожили наш покой.

Мы смотрели, пока не начало темнеть, а потом пошли в дом и договорились ни слова не рассказывать родителям. Потому что примета такая: только выскажешь предположение вслух, как оно и сбудется. Мысли не в счет.