Вирджиния Эндрюс - Сквозь тернии

— Я люблю тебя, Крис, так же сильно, как и ты меня. Иногда мне кажется, мы оба слишком сильно любим. Если ты ушел, я просыпаюсь в ночи. Мне бы хотелось, чтобы ты не был врачом. Чтобы ты каждый вечер и ночь был со мной. Я боюсь. Мне не хотелось бы говорить о нашей тайне сыновьям, но я чувствую, что каждый день они к ней приближаются. Я думаю, что они не поймут нас и станут ненавидеть.

— Они поймут, — сказал папа.

Как он мог знать? Я не понимал и более простых вещей, а тут было что-то такое… неприятное, из-за чего мама даже не могла спать ночью.

— Кэти, разве мы были плохими родителями? Разве мы не делали для них, что могли? После того, как они вместе с нами взрослели, умнели — разве они не смогут понять? Мы все им расскажем, откроем все факты… Они поймут и удивятся, как я удивляюсь иногда, как вообще мы смогли выжить и не потерять рассудок в той жизни.

Джон Эмос прав. Они сильно грешили, иначе чего бы им так бояться, что мы не поймем их? А в чем же тайна? Что именно они скрывают?

Они ушли, а я еще долго оставался там в кустах. У меня были в саду любимые потайные местечки, и я чувствовал себя в них, как маленький лесной зверек, который боится человека. Потому что, если только человек увидит меня, он убьет.

Малькольм не выходил у меня из головы. Он, его хитрость и мудрость. Я думал о Джоне Эмосе, который учил меня словам Божьим, Библии и тому, как распознать грех. Но как только я думал об Эппле и о бабушке, я чувствовал себя хорошим. Не совсем хорошим, но хотя бы немного.

Я встал на четвереньки и начал вынюхивать. Я вынюхивал то, что спрятал на прошлой неделе, а, может быть, месяц назад. Я поискал даже в небольшом прудике, который придумал папа, чтобы мы видели, как рождаются мальки. Я видел, как они появляются из икринок, и родители снуют туда-сюда, как сумасшедшие вокруг них.

— Джори! Барт! — позвала мама из открытого окна кухни. — Обедать!

Я вглядывался в воду. Я видел свое лицо с грязными разводами, со спутанными волосами, совсем не курчавыми и красивыми, как у Джори. В моем лице было что-то уродливое, темно-красное, что было будто не из этого прекрасного мира и сада. Я плакал кровавыми слезами. Я опустил руки в воду и вымыл лицо. Потом сел, мне надо было подумать. И только тогда я заметил на колене кровь — очень много крови, которая уже засохла лепешкой. Не важно, подумал я, главное, что не болит сильно.

Интересно все-таки, откуда взялась кровь? Я вспомнил, как я полз. Или я ободрался об ту доску со ржавым гвоздем? Может быть, я всадил себе гвоздь? Папа говорил, что очень важно, чтобы кровь из раны вытекала свободно. Моя текла так свободно, что ноги и даже руки были в крови.

Я на всякий случай расковырял рану пальцем, чтобы кровь текла еще свободнее. Люди со странностями, вроде меня, не находят ничего необычного в том, чтобы делать такое, а люди пугливые, вроде мамы, сразу от этого падают в обморок. Кровь была густая и горячая, вроде того вещества, что наложил кучкой Эппл.

А может быть, я вовсе и не со странностями, потому что внезапно я почувствовал боль. Настоящую боль — и очень сильную.

— Барт! — свирепо заорал папа с задней веранды. — Немедленно иди есть, или я тебя выдеру!

Когда они все сидели в столовой, они не могли видеть, как я проскальзываю в другую дверь, а именно это я и сделал. В ванной я вымыл руки, надел пижамные штаны, чтобы скрыть мою кровавую коленку, и, тихий и покорный, сел за стол.

— Самое время, — проговорила мама.

— Барт, почему каждый раз, как мы садимся за стол, ты заставляешь себя ждать? — спросил папа.

Я опустил голову. Не то чтобы мне было стыдно, я просто неважно себя чувствовал. Колено дергало от боли, наверно, это есть наказание Божие, и Джон Эмос прав. Эта рана — мой собственный адский огонь.

На другой день я прятался в саду в одном из своих потайных местечек. Весь день я провел там, наслаждаясь болью, потому что она означала, что я нормальный человек, как все. Я был наказан Богом, как и все остальные грешники. Я хотел пропустить обед и пойти проведать Эппла. Я уже не помнил, был я у него сегодня или нет. Я попил воды из рыбного пруда — лак, лак, как кошка.

Мама с утра улыбалась и складывала веши. Первыми она уложила мои.

— Барт, постарайся сегодня никуда не лазить и вести себя хорошо. Приди к обеду вовремя, и тогда папе не придется наказывать тебя перед сном. Он ведь не любит наказания, но надо тебя как-то дисциплинировать. Постарайся есть побольше. Тебе будет не до удовольствий в Диснейленде, если ты заболеешь в пути.