Это чувство уже несколько раз являлось Петрову. Каждый раз оно как бы отрывало у него кусок сердца. Но главное было даже не это. Главным было то, что Петров знал: никто не должен знать о чувстве, никто не должен видеть Петрова в эти минуты, никто не должен застать его в таком виде. На вид он был простой серый смазливый инженер из столицы, почти мальчик (таков стиль). Петров курил хорошие сигареты, получал 200 рублей, имел однокомнатную квартиру на Филевском парке, стригся по последней моде — именно вслед за чувством приходила вся эта информация в таком порядке, словно Петров боялся забыть, что он Петров. Но мало этого, он как раз раздваивался — так отчетливо он видел себя со стороны — в том месте, в ту минуту и в той позе, где застигло его чувство. Он как бы жалел себя. «Как меня корчит, — думал он. — Ох, какой же я субтильненький, и одежонка эта фирмовая, дрянь, надо сказать, бьешься, бьешься, гробишь деньги, а на кой черт? Джинсы, как клещи, — ни встать, ни сесть, только и думай, чтоб молния не разъехалась. Какой я маленький… А какой я буду в гробу? Вот черт!» Вот примерно в таком порядке текли мысли параллельно чувству, для которого Петров и впрямь был маленький, и он прекрасно знал это и защищался, как мог.
Петров стоял возле ТЮЗа, на проезжей части дороги, он был очень бледен, правая рука его судорожно стискивала рубашку, словно он боялся, что рубашка прирастет к телу. Петров заставил себя опустить руку и улыбнуться. «Хоть бы узнать, что это? — тоскливо подумал Петров. — То ли припадки, то ли что. Ведь ничего не болит. И в то же время болит».
Петров побрел на сквер. Он пересек Красный проспект, с отвращением отметив, что тот перекрыт стеной из бетона. Это было неприятно, но неприятнее всего было то, что Петров зачем-то сюда приехал. Теперь нужно доставать билет, ночевать ему негде, пойти ему некуда.
«У меня эти припадки с января месяца, — подумал Петров, — было четыре, это пятый. Я не знаю, что со мной. Я должен поехать в кассу, купить билет в Москву, там пойти к невропатологу… для начала. Я пока не буду ругать себя за то, что явился сюда, — возможно, это имеет отношение к припадкам. Лучше просто вообще не думать пока. Какого черта я вообще сюда явился? Однако ситуация преподлейшая. Выбираться-то отсюда надо. Да и поесть надо. Жрать-то тут нечего. Это мы помним. Это мы очень хорошо помним».
Разумеется, только снаружи, издалека, сквер был прежним. Внутри он был другой.
«Это что же они сделали? — подумал Петров в удивлении. — Выдрали густые аллеи и посадили в том же порядке какой-то дохлятины. Они не привились. Даже, видно, посохли все».
Петров озадаченно разглядывал чахлые деревца, но потом понял, что это тоже имеет какое-то отношение к строительству метро. И потерял к ним интерес. Но ему уже расхотелось садиться на скамейку и есть расхотелось. Ему хотелось теперь скорее поехать в аэропорт и купить билет в Москву.
Самые любимые аллеи Петрова были уничтожены, залиты асфальтом или засажены тощими, еще неживыми деревьями. Жалко было эти чахлые деревца, потому что они здесь были бессмысленны на месте выдранных кленов. Те клены могли бы сейчас плескать полновесными кронами, освежая зной, но вместо них молодые и мертвые, обожженные зноем новые посадки.
И Петров как-то понял, что нужно осмотреть город или хотя бы съездить на кладбище, потому что больше он сюда не приедет. Во всяком случае, что-нибудь сделать нужно, иначе эта поездка станет мучить Петрова своей загадочной бессмысленностью.
«Можно сходить в школу, где я учился, — подумал Петров. — Или в дом, где я жил».
Он побрел через сквер на Советскую улицу (там самое нарядное место города), легкая сеть путаных, острых, глубоких, горячих, тонких звуков прильнула к Петрову, и он, как маленький, как давно, как всегда, сбавил шаг у консерватории, поддаваясь упругой тяге этой сети, тайно ожидая, что все эти звуки сольются сейчас в один торжествующий главный аккорд. Петров вышел на сквер Водников. Молодые студентки сидели на скамейках. Они были по-прежнему молоды.
Разумеется, я все помню. Я здесь гулял. Я ходил в «Победу» на последний сеанс, а напротив кафе «Снежинка», туда я водил подружек. Разумеется, я помню все.
Петрову захотелось встретить кого-нибудь, но в этом городе встретить было некого.
Петров прошел сквер, пересек улицу Урицкого и свернул на улицу Ленина. Он почему-то шагал в сторону вокзала. Хотя он не заходил в дом, где когда-то жил, но все равно шел в этом направлении, и он шел так до кафе «Сибирячка», а потом свернул на улицу Революции и пошел значительно быстрее, причем в сторону, противоположную его бывшему дому, по улице, которая постепенно становилась все старее, новые дома сменялись черными деревянными срубами начала века и в угрюмых зарослях пыльной сирени глухо поблескивали своими окнами.
Читать дальше