- Иван, ты обуржуазился, - заявил Борис Архипов. - Туфли, курточка в полоску, упитанность, близкая к средней... Эра Николаевна, помните, что ничего нет в природе противнее жирного мужчины.
- Ты в отпуске? - спросил Овцын.
- Я не идиот, чтобы брать отпуск в феврале, - сказал Борис Архипов. - Еду в Измаил принимать венгерский теплоход. Крутицкий решил использовать мой речной диплом с наибольшей выгодой.
Пока Эра готовила завтрак, Овцын увел Бориса Архипова в комнату, выспросил о делах в Экспедиции.
- Возвращайся, - предложил Борис Архипов. - Поведем караван с Дуная. Это, сам понимаешь, не скучно.
- А что, нужны капитаны? - спросил Овцын.
- Капитанов не хватает всегда и везде, - сказал Борис Архипов с ухмылкой. - Да ведь ты теперь писатель. К чему тебе еще по водным трассам целое лето трепаться?..
- Чушь собачья! - сказал Овцын. - Какой я писатель!..
- Почему же, «Голубая повесть» отменно написана. В духе славной морской романтики. Читаешь, и будто тебе душу вареньем намазывают. Вкусно!
- Издеваешься?
- Какое я имею основание издеваться? Я не Белинский. Это он бы над тобой...
- Как там Левченко? - спросил Овцын.
- Тебе от него привет... Квартиру он переменил, живет теперь на проспекте Гагарина. Ну как? Возвращаешься в контору? - спросил Борис Архипов.
- В марте - роды... - Овцын указал глазами на дверь.
- Это причина, - согласился Борис Архипов, но уверенности в его голосе не было.
- Пойду плавать в апреле, - сказал Овцын.
- А разве младенец не станет причиной?
- Боюсь об этом думать, - признался Овцын.
- Эх, сынок... - Борис Архипов ласково, погладил его полосатую куртку. - На каждое действо можно найти тысячи причин. Действо станет обоснованным и верным. А по прошествии времени заглянешь внутрь себя - и увидишь вдруг, что в душе вместо золотого слитка лежит куча медных пятаков на ту же сумму. Опешишь, поскребешь в полысевшем темени и задашь себе жалкий вопрос: куда делся юноша, который чувствовал в себе силу разобрать мироздание на кирпичи и воздвигнуть его заново по своему вкусу?
Эра сварила кофе по-мавритански.
- Только мы с вами умеем варить такой кофе, - улыбался довольный Борис Архипов.
- Я почти не работаю, - сказала Эра.- Есть время потренироваться в стряпне. Он вам не рассказывал, какой отравой я кормила его на заре семейной жизни?
- Зато вы сделали из него писателя, - сказал Борис Архипов.
- Все равно он удерет от меня в море, - вздохнула Эра.
После завтрака, оставшись вдвоем с Борисом, он спросил:
- Заедешь в Рязань, конечно? Передай привет.
- Двести километров не крюк, - сказал Борис Архипов. - Может быть, она согласится попутешествовать с нами по Волге... Нет, не согласится... Как ты думаешь, сынок?
- Не согласится, - сказал Овцын
- Ты всегда говоришь правду.
- Во лжи нет блага.
- Однако есть утешение.
- Краткое.
Он проводил его на вокзал; и когда Борис Архипов садился в вагон, сверкало солнце, шумели вокруг беспечальные люди и проводник стоял на посту у двери без шинели. Все было уже сказано, и чувствовалось, что машинист начал передвигать рычаги, чтобы стронуть поезд.
Овцын спросил:
- Надолго мы теперь?
Вагон двинулся. Борис сказал из тамбура:
- Это тебе решать.
Поезд ушел. Овцын стоял на перроне и щелкал зажигалкой, пытаясь прикурить, пока не понял, что кончился бензин.
- Мне решать... - пробормотал он и сунул в карман бесполезную зажигалку. - Может быть, я разучился решать. Может быть, я привык редактора слушаться. Может быть, я уже начал менять слиток на пятаки. Как же прожить в большом городе без разменной монеты...
Человек, которому нечего делать, не торопится. Чем больше времени пройдет без толку, тем лучше. Когда Овцын добрался до дому, не было уже солнца на небе и в окнах домов вспыхивали огни. Поднявшись по лестнице, он вынул из почтового ящика письмо с обратным адресом: «Мурманск, База Морлова, РТ «Березань».
Вскрыл его и прочел там же на лестнице, морщась и сжимая зубы, хотя это было прекрасное, очень лестное для него письмо.
«Уважаемый Иван Андреевич... - писал сам капитан Кошастый, писал басовито и афористично, как привык говорить. - Всегда понимаешь с первого взгляда на человека, что этот человек может сделать и на что он способен. Если человек сделает не то, чего от него ожидаешь, это не значит, что впечатление было ошибочным. Это значит, что человек не постарался, не приложил силы к делу в полную меру. Так бывает часто, отсюда наше разочарование в людях. Мы привыкаем к недобросовестности и не ждем слишком многого. И хотя я по первому взгляду на вас понял, что вы можете написать о нас хорошо, уверенности в том, что вы напишете о нас хорошо, я не имел. Прошу понять меня и простить. Вы прекрасно все написали, и если мы пока живем не совсем так, то непременно будем... Есть опыт, полезный для человека, а есть вредный опыт. Мой вредный опыт общения с людьми, ставящими личное благо выше исполнения долга, а все мы рождаемся на свет должниками, только одни выплачивают долг, а другие увиливают; этот вредный опыт создал во мне сомнения, подозрения и недоверие к незнакомцам, не позволил довериться вам и отнестись по-дружески. Было такое в некоторое мгновение под воздействием красоты мгновения и шампанского, но я тут же прикрыл заслонку души, опасаясь плевка. Ибо уже получал. Теперь я раскаиваюсь. Самые мучительные угрызения совести человек испытывает, когда кто-то, о ком ты подумал хуже, чем он есть на самом деле, думает о тебе лучше, чем ты есть на самом деле... - В конце письма была просьба: - Андреич, если у вас имеются экземпляры «Голубой повести», пришлите нам. Мы были в море, когда вышла газета, и теперь на судне всего два экземпляра... А помполит рвет на пузе волоса, что не пошел в рейс».
Читать дальше