Уильям Моэм - Избранное

Лишь очень редко жизнь предлагает писателю готовый сюжет. Мало того, факты ему часто мешают. Они дают толчок его воображению, но в дальнейшем влияние их может оказаться вредным. Классический пример тому — «Красное и черное». Это очень крупное произведение, но почти все согласны в том, что конец его слабее всего остального. И это очень понятно. Поводом для написания романа послужило Стендалю происшествие, в свое время наделавшее много шуму: молодой семинарист убил свою любовницу, предстал перед судом и был казнен. Но Стендаль вложил в своего героя Жюльена Сореля не только многое от самого себя, но еще больше от того человека, каким он хотел бы быть и, к великому своему огорчению, не был. Он создал одного из самых интересных литературных героев, и герой этот на протяжении трех четвертей романа ведет себя последовательно и правдоподобно. Но затем автору пришлось вернуться к фактам, которые подсказали ему книгу. А это он мог сделать, только заставив своего героя действовать несообразно с его характером и с его умом. Переход настолько резок, что перестаешь верить, а когда книге не веришь, она уже не захватывает. Вывод: если факты не соответствуют логике характера, не следует бояться выкинуть факты за борт. Я не знаю, как именно Стендаль мог бы закончить свой роман; но думаю, что из всех возможных концов он выбрал самый неудовлетворительный.

Меня осуждали за то, что я списывал своих персонажей с живых людей, — судя по отзывам критики, можно подумать, будто до меня никто этого не делал. Это чепуха. Так делают все писатели. С тех пор как возникла литература, всегда существовали прототипы. Ученые, кажется, выяснили, как звали жирного обжору, с которого Петроний [166] Петроний Гай (? — 66 н. э.) — римский писатель, приближенный императора Нерона. писал своего Тримальхиона, а шекспироведы отыскали подлинного судью Шеллоу. [167] Шеллоу — шекспировский персонаж, глуповатый деревенский судья в хронике «Генрих IV» и комедии «Виндзорские насмешницы». Порядочный, добродетельный Вальтер Скотт дал очень злой портрет своего отца в одной книге [168] …Вальтер Скотт дал очень злой портрет своего отца — отец писателя, тоже Вальтер Скотт, во многих отношениях явился прототипом мистера Фэрфорда в романе «Редгонтлет». и гораздо более привлекательный — в другой, когда резкость его суждений с годами смягчилась. В рукописях Стендаля найден перечень людей, послуживших ему материалом; Диккенс, как известно, писал мистера Микобера [169] Микобер — персонаж из романа Диккенса «Дэвид Копперфилд». со своего отца, а Харольда Скимпола [170] Харольд Скимпол — персонаж из романа Диккенса «Холодный дом». — с Ли Ханта. [171] Хант Джеймс Генри Ли (1784–1859) — английский поэт, драматург, видный литературный критик. Принадлежал к Лондонской группе романтиков. Был близко связан с Байроном, особенно в годы жизни поэта в Италии. Написал мемуары, порочащие Байрона, что, очевидно, повлияло на решение Диккенса вывести его в образе Скимпола. Тургенев говорил, что вообще не мог бы создать литературный образ, если бы не отталкивался всякий раз от живого человека. Я подозреваю, что, когда писатели отрицают, что пишут с живых людей, они обманывают себя (а это вполне вероятно, поскольку можно писать очень хорошие романы, не обладая большим умом) или обманывают нас. Если же они говорят правду и действительно не имели в виду какого-нибудь определенного человека, то персонажи их, как мне кажется, рождены скорее не творческим инстинктом, а памятью. Сколько раз встречали мы дʼАртаньяна, миссис Прауди, архидиакона Грентли, [172] Миссис Прауди, архидиакон Грэнтли — персонажи «Барсетширских хроник» Троллопа. Джен Эйр [173] Джейн Эйр — героиня одноименного романа английской писательницы Шарлотты Бронте (1816–1855). и Жерома Куаньяра [174] Жером Куаньяр — персонаж романа Анатоля Франса «Суждения господина Жерома Куаньяра» (1893). под другими именами и в другой одежде! Я бы сказал, что писать персонажей с натуры не только обычно, но необходимо, и стыдиться здесь писателю решительно нечего. Как сказал Тургенев, только если имеешь в виду определенного человека, можно придать своему творению и живость, и свежесть.

А что это наше творение, на этом я настаиваю. Мы очень мало знаем даже о самых близких нам людях — уж конечно, недостаточно для того, чтобы они выглядели живыми, если целиком перенести их на страницы книги. Людей нельзя копировать: они слишком зыбки и расплывчаты, а с другой стороны — слишком непоследовательны и противоречивы. Писатель не копирует свои оригиналы; он берет от них то, что ему нужно, — отдельную черту, привлекшую его внимание, склад ума, поразивший его воображение, — и из этого строит характер. Он вовсе не стремится нарисовать похожий портрет; он стремится создать что-то достоверное и пригодное для его целей. Иногда он уходит очень далеко от оригинала; и в результате многие писатели, вероятно, слышали обвинения в том, что они изобразили такого-то или такую-то, когда они имели в виду совсем другого человека. К тому же писатель отнюдь не всегда выбирает себе натуру среди своих близких знакомых. Иногда ему достаточно один раз увидеть человека в ресторане или поговорить с ним четверть часа в курительной комнате на пароходе. Все, что ему нужно, — это первый камень фундамента, на котором он затем может строить, используя свой жизненный опыт, знание людей и интуицию художника.