Владислав Вишневский - Время «Ч» или хроника сбитого предпринимателя

Оба Дальневосточных пассажира в тайне немножко трусили, точнее переживали. Не за сам полёт, за другое: а вдруг не в тот город самолёт приземлится или их не встретят… И что тогда? Или… Языка-то, ни английского, ни немецкого, ни тем более голландского они не знали. Да если бы и захотели выучить какой, за тот мизерный срок, отпущенный СанСанычем для сборов, они бы всё равно ни один не осилили. Что грустно… Скорее, стыдно. Как и за то, что и денег с собой — кот наплакал… Предприниматели!.. Эх!.. И стыдно, и грустно. Такой вот, перестроечный, моральный коктейль в душах наших путешественников образовался… Заняла Татьяна сколько-то там, в Москве, у родственников.

Но самолёт прилетел вовремя, и именно туда куда и предполагалось, и встретили их.

Ах, Амстердам, Амстердам, Амстердам!..

Нет, они тогда его не видели. Проехали какими-то вроде задворками, и покатили прямиком в город Леварден, или Леуарден… как-то так, в общем. Там именно и жила наша интернациональная семья, лучшая часть которой — женская — когда-то принадлежала России, ещё раньше СССР, причём городу Хабаровску. Важно другое, ландшафт был за окном машины сказочно приятным, сплошное тебе раздолье с привольем. Чудные зелёные поля с коровками и без, огромные поля — до горизонта — ярких тюльпанов: и красные они, и оранжевые, и жёлтые… — невероятно много цветов и невероятно всё красиво; ещё и чудные деревенские мельницы — настоящие! — были и чудные ветряные — просто стада! Но что не менее чудное, так это ровность, ширина, и чистота автомобильного шоссе. А машин на нём… Настоящая артерия, напряжённая, важная и неизбывная.

В дороге и пообедали. Прямо над дорогой, в одном из кафе. Закрытый стеклянный мостик над дорогой, как смотровая вышка-аквариум. Чудно. Словно в тихой прохладной обстановке в кинозале сидишь, пьешь себе кофе, слушаешь негромкую музыку, и отдыхаешь. А под аквариум, как под огромный и прозрачный экран, и из-под него, в восемь шоссейных полос, беззвучно летят из-за горизонта, исчезая и появляясь автомобили… Порой жутко даже становится, ноги сидя подгибаешь, чтобы выхлопными трубами, или крышами высоких прицепов тебя, кажется, не зацепили…

Машины совсем разные, яркие и очень яркие, чистые и блестяще чистые, жутко спортивные и бесконечно, кажется, длинные… товаро-пассажиро-вместительные: грузовики, автобусы, машины… машины… машины. В них, невидимый, за тентами или обшивками прицепов, какой-то важный груз и люди. Людей не видно, так, мелькнёт чьё-то порой лицо, абрис просто, и исчезнет… но они есть, много их. Очень много туристских автобусов. Они, как многопалубные морские круизные лайнеры, сияют зеркалами тонированными стёклами, яркими рекламными надписями, отличаются вместительными размерами, высоким чувством собственного достоинства в экстерьере и изяществе форм. Все куда-то стремительно движутся… катятся, летят, едут. Люди… Иностранцы… Большие и маленькие… Всякие разные… человеки… Они и в этом кафе есть: сидят, завтракают, обедают, разговаривают, смеются… Живут. Иностранцы. Да, ино…странцы. Чужие, значит. Другие. Не наши!.. Чудно всё это, если представить! Туристы!

Лица у всех загорелые, непременно улыбчивые, все одеты свободно, не чопорно. А СанСаныч, как дурак, в костюме полетел… Жалел теперь. В общем-то, предполагал это, но не мог он поехать за границу в, простите, каких-нибудь кроссовках, пусть даже это и «Найк», и в свитере, например, с пузырящимися на коленях штанах, — не мог. Он был и в галстуке..

Тая, а именно так звали нашу русскую девушку, безошибочно вычислила среди растерянно оглядывающихся в плотном потоке прибывших пассажиров своих земляков. Подошла, радушно улыбаясь, протянула руку для приветствия: «Здравствуйте, — сказала она. — Я — Тая. А вы — Александр, да? А вы Таня!»

— Да! Здравствуйте, Тая. Очень приятно! Привет вам, от дальневосточников.

— Спасибо! — поблагодарила молодая женщина. — Как вы долетели? Не устали?

— Ну что вы! Даже не заметили!..

— Отлично!

— А у вас красиво здесь, — оглядывая огромное, многоярусное пространство шикарного аэровокзала заметил СанСаныч. — Запросто можно заблудиться. — Это главное, чего опасались Сташевские, вовремя прилетев.

— Ну что вы, здесь же всё понятно. А это мой муж, Шульц! — представила она появившегося за своей спиной мужчину. Тот не торопливо подходил к ним в сопровождении двух упирающихся детей, девочек, одетых в праздничные платьица, туфельки, с яркими бантиками в коротких причёсках. Одной по виду пять лет, другой — не более трёх. Старшая — копия мама. Такая же округлость лица, нос, рот, лоб, волосы и глаза, только взгляд насторожённый и любопытный. А вторая, меньшая, один в один — папа. Такие же кудряшки волос, только у папы они с проседью, редкие и почти не закрывают макушку головы, у девочки быстрый, остро-любопытный взгляд и на лице готовность немедленно расплакаться, если не обратят внимания.