— Думаю, ей тоже.
— Я же говорю, что ты никогда не поймешь наших рабочих шуток. Поэтому лучше даже и не начинать! Личные дела — вечером. Теперь я пораньше приходить буду. И не надо ревновать! — добавляю я. — Тебе это не идет.
Возвращаюсь на диван. Еда почти остыла. Лёша стоит в проеме двери с растерянным видом.
— Я не ревную. С чего ты взяла? — лицо у него цвета пемоксоли. — Представь, если бы ты меня увидела с молодой красивой девушкой, которая будто с обложки модного журнала сошла. Мы идем с ней по улице, задорно смеемся, тебя не замечаем. А вечером я говорю: «Это всего лишь моя коллега, она понимает мои шутки, а ты их никогда не поймешь! И отныне я с ней буду обедать, а не с тобой, мне так удобнее».
В моей голове словно видеофильм проигрывается. Я вижу эту сцену, и она мне совсем не нравится.
— Извини, это действительно нехорошо, — снова откладываю еду и перевожу взгляд на Лешу. — Может, тебе просто не гулять там больше?
Он уходит в ванную, ничего не отвечая. Весь вечер мы дуемся друг на друга и обходимся односложными репликами типа: «Ты поел?» — «Да», «Спать ложишься?» — «Нет», «Будешь читать?» — «Да». Мы ложимся спать вместе, но не прикасаемся друг к другу. Вот тебе и приходи пораньше. Вот тебе и добавь эмоций. Раньше мы думали, что нам не хватает времени, но сегодня у нас его было предостаточно, но мы провели его отвратительно. Мы больше не понимаем друг друга. Мы только выясняем отношения и ссоримся. Может, для нас всё-таки оптимальное решение — видеться реже? По принципу «лучше меньше, да лучше»? Не знаю, да и, честно говоря, мне надоело думать об этом.
Надоело думать о том, что, возможно, я ошиблась. Лёша — никакой не идеальный, никакой не перфекционист. Возможно, он им когда-то был, но теперь далек от совершенства. Уже забыла, когда он в последний раз вызывал во мне восторг, когда я последний раз чувствовала единение, когда наши сердца бились в унисон. Насчет чечетки он только посмеялся. А я, дура, думала, что мы вместе на курсы могли бы ходить! Почему он всего боится? Почему у нас все разваливается? Раз в месяц вспышка страсти под одеялом — это все, о чем мы мечтали? Все, чего мы хотели? Все, что можно назвать любовью? Все, о чем захочется вспомнить перед смертью?
Целую неделю ругаюсь и расстраиваюсь: днем на работе, вечером дома. Володя, Толик и Анжела объявили мне войну: делают все неохотно, медленно, будто из-под палки, со мной разговаривают только по крайней необходимости. Производительность значительно снизилась. Дела остаются на следующий день, а то и на два, даже несмотря на то, что каждый день сидим до упора. Никто больше не рвется сдавать дела пораньше. Сидят, как бурундуки в норках, глазками посверкивают и ждут, когда я дам команду расходиться по домам. Сегодня пришлось самой дела рассматривать. У Тани такого никогда не было! В дополнение ко всему, Виктор Алексеевич отругал меня за промедление с делом Сердобольного. Вызвал в среду и приказал выпустить дело, как можно скорее, или до пятницы предоставить неопровержимые доказательства, потому что «плохим чувством» и «интуицией» высшее руководство не убедишь.
А зря. Николай рассказал за обедом, что когда опытный работник говорит о «плохом чувстве» в отношении какого-то дела, но не может объяснить причины, специалисты советуют довериться ему. Последние исследования показали, что интуиция таких людей обычно не обманывает. Они, правда, базировались на наблюдениях за сотрудниками с многолетним опытом работы: десять-двадцать лет на одном месте. Но у нас в отделе таких нет. Поэтому придется довериться мне. Уверена, что интуиция меня не обманывает, и с показаниями Леши все сходится, но где взять доказательства?
Пока борюсь с никудышным рабочим духом моих подчиненных, Николай проводит день вне офиса — попросил за свой счет. Сказал, что ему нужно решить один вопрос. После его ухода места себе не нахожу. Я вдруг на секунду представила, что он не вернется — нашёл предложение получше. От этой мысли мне совсем плохо — холодный пот на лбу выступает, работать не могу. Мысли вьются, как лианы в тропическом лесу. От них все теснее и теснее в голове. Уже ни одного свободного местечка не осталось — только страх, что он не вернется. Потом я испугалась еще сильнее — от этого самого страха. Ведь если бы сейчас ко мне подошли Анжела или Толик или Володя с заявлением на увольнение, я бы ответила: «Скатертью дорога!», а тут такая странная чувствительность…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу