Александр Клюге - Хроника чувств

И что же дальше? Дело было в 1990 году, у нее еще был паспорт ГДР, а еще фальшивый бельгийский паспорт, позаимствованный из запасов министерства, которого больше не существовало. Ее любовная карьера приближалась к моменту, когда требовалось предъявить паспорт. Ей требовалась легенда.

Она хотела добиться счастья и таскала состоятельного парня с собой, как чемодан. О его делах, о которых он с удовольствием побеседовал бы с ней, она говорить не могла. Поразительно, сколь мало общения могут рождать плотские отношения и первый приступ очарования. Она скучала, он же на свой манер погружался в печаль.

Вспомнив, чему ее учили, она стала расспрашивать его о детских и юношеских годах, о его переживаниях. Он любил поговорить о себе. Критически оценив себя, она сделала вывод, что «пригодна» для житейских дел. Это тоже имеет отношение к счастью: найти для себя применение.

Она поехала в Цюрих, с помощью старых связей ей удалось раздобыть там паспорт с подходящими данными и необходимые справки. Однако она нигде его не предъявляла, потому что не решалась расстаться с прежней жизнью. Два раза она таскала деньги из пиджака своего парня, второй раз — чтобы заплатить за паспорт. Поначалу она стала было сочинять, что происходит из семьи небедной. Необдуманная импровизация очень ее тяготила. В то же время легенда, обходившаяся без этого противоречия, не смогла бы сделать правдоподобным ее появление в отеле «Палас».

Как ни поступи, все будет неверно, сказала она себе, но уже больше не делала ошибок, взращивая нежное деревце любви, благодаря которому юный предприниматель не оставлял ее; да и в ней самой это растеньице помогало поддерживать огонек усердия. Чего не хватало, так это «духовных уз». Она попыталась читать ему вслух. Она пробовала выяснить у него, в чем заключается его предпринимательская деятельность, об этом он говорил с увлечением. Она купила «Путеводитель по мужчинам», тайком читала его. Таким образом она заполняла промежутки между совокуплениями. Ночью она лежала без сна, размышляя о том, как бы продолжить плести счастливо начатую интригу. Ей было бы легче, если бы она «выполняла задание». Тогда бы ее не тревожил вопрос, стала ли она от своих завоеваний счастливее.

Места для чтения в гранд-отеле не было. За едой читать было нельзя, когда она сидела с ним в фойе или баре — тоже. Ночью не получалось, потому что он не мог спать при свете. Когда же они ночью не спали — тем более. Пристрастившаяся к чтению жительница Центральной Германии испытывала к книге такую же тягу, как курильщик к сигарете. Только в одном из туалетов отеля (но никак не в ванной номера) она могла ненадолго раскрыть что-нибудь пригодное для чтения.

Она подумывала о том, чтобы открыться молодому человеку. Она полагала, что он по-прежнему «у нее в руках». Тем временем приближалась октябрьская дата, когда она должна была стать гражданкой федеративной республики. Она ждала, оставляя все в неопределенности. Он улетел по срочным делам в Венесуэлу, она продолжала «занимать позицию» в «Паласе». По возвращении она встречала его в Цюрихе, потому что распоряжалась и его автомобилем. Он подарил ей дорогую побрякушку.

Было ли это то самое счастье, на которое она рассчитывала? То счастье, ради которого могущественные функционеры рисковали карьерой? Несколько дней она провела в терзаниях, ощутила слабость. А потом, ничего не объяснив и не попрощавшись, отправилась через Кур, Линдау, Мюнхен, Ганновер, Магдебург назад в Ошерслебен. Большой мальчик в Санкт-Морице не знал ни ее имени, ни адреса.

Есть власть стихии, не постижимая ни смятенным рассудком, ни тем более растревоженным сердцем. Именно так случилось, когда вдруг стало раздуваться лицо ребенка, пока его навещала Анна Каренина.

Она встретила своего обманутого, упрямого мужа, отлучившего ее от дома. Катастрофа. Правда, за ребенком присматривала гувернантка, тот плакал часами, ничего не ел. Она была встревожена. В то же время она не доверяла своим глазам, полагая, что ей это кажется от перенапряженного внимания. Она не стала звать домашнего врача.

Черты лица у ребенка расплывались. Левую сторону лица раздуло, как от сильного воспаления, быть может, это было связано с незаживающим порезом на лбу, быть может, оттого, что он трогал ранку грязными пальцами, которыми утирал слезы.

Вскоре катастрофическое искажение лица ребенка стало несомненным. Гувернантка побежала к хозяину, отправила посыльного. Вызванный врач никак не мог определиться с диагнозом. Странная картина болезни оставалась для него неясной. Слезы продолжали литься по щекам обезображенного «бутуза», они сбегали и по невероятной опухлости; чудовищное зрелище ужаснуло отца. Он послал за Анной Карениной. Его трезво-расчетливый, «холодный» ум не желал, чтобы его могли обвинить в том, что он выставил из дома жену, после чего сразу же скончался ребенок. Посыльный разыскал женщину, поспешно явившуюся и устроившуюся в комнате ребенка, словно она пришла навсегда. Хотя диагноза они так и не дождались, но несколько дней спустя чудовищная щека, выглядевшая до того как результат несусветной оплеухи, приняла нормальные очертания. Анна Каренина больше не покидала дома. Каренин смирился с этим возникшим в результате импровизации и не обсуждавшимся состоянием, в котором ничего не было решено и который нельзя было считать миром между супругами. Он предпринял ряд декоративных попыток сближения с Анной Карениной. Анна Каренина опасалась кары небесной, увечья сына. В ее смятенном уме жизнь ребенка представлялась ей ее творением, чем-то более глубинным по сути, чем любовная интрига. Ей вспомнилось, что она читала в каком-то романе совершенно такую же историю, и там дело кончилось смертью ребенка [1] Это был французский роман. В доме его не нашлось. Так что она могла полагаться только на свою память. Она больше не искала крайних решений. Так что ей не пришлось умирать на вокзальных рельсах, да ей и осталось неведомо, какая судьба могла ее ожидать. Она ожила, и дом не казался ей тюрьмой. . Но ребенок умел колдовать. Его закрытые глаза выражали умиротворение и после смерти.