Алексей Иванов - Ненастье

Поначалу Серёга и его штабные опасались, что горисполком отключит «на Сцепе» электричество, газ и воду, но этого не случилось. Разумно: если бы Лямичев решился на такое, «Коминтерн» сразу бы ударил по исполкому, а исполком сам желал атаковать. Он давил на «афганцев» психологически.

Однажды июльским днём во двор «на Сцепе» снова пришли пикетчики. Десяток озлобленных мужиков встали на пустой площадке для мусорных контейнеров и развернули плакаты: «Вы убивали, а мы спасали!», «Квартиры строили для всех!», «Мы умираем — вы жируете!» Это были «чернобыльцы», ликвидаторы аварии на атомной станции. Пикет снимали репортёры.

Командиром дозора в «блиндаже» в тот день был Вася Колодкин. Он позвонил Серёге в «Юбиль» и всё рассказал. Серёга не церемонился:

— Пните им под жопу, но культурно. Нефиг на подляну вестись, не дети.

«Чернобыльцев» и репортёров вытолкали со двора на улицу.

Потом были пикеты инвалидов, учителей, очередников, врачей, бывших детдомовцев, пенсионеров. Похоже, городской собес всех своих просителей в обязательном порядке направлял на пикеты к «афганцам». И довольно часто вместе с пикетчиками приезжали журналисты городских телепрограмм.

Дозорные с балкона «блиндажа» видели, как исполкомовский автобус высаживает подневольных протестантов, которые угрюмо проходят во двор и всегда одинаково выбирают для акции площадку под мусорные контейнеры.

— Мужики, они же вас имеют! — кричали с балкона дозорные. — Мужики, щас выбрасывать вас придём!..

Милиция пикетчиков не охраняла. «Афганцы» и вправду выбрасывали гостей, несколько раз побили, а по вечерам смотрели в новостях сюжеты про то, что они — зверьё. Это действительно угнетало. Становилось ясно, что город относится к «афганцам» плохо. И вовсе не из‑за войны в Афгане, не из‑за каких‑то там преступлений в далёкой и неизвестной стране.

Серёга однажды пришёл в «блиндаж» выпить с парнями пива.

— А хрена ли вы хотите, бойцы? — спросил он. — Мы же не терпилы, вот этого нам и не прощают. Херовый расклад, ясен пень, но куда деваться? В Древнем Риме солдаты воевали по принципу: делай, что должен, и будь, что будет. Так что, бойцы, держим оборону. Пошли они все нах, онанимы.

— А я, Серый, кому‑нибудь в следующий раз точно челюсть сверну, — признался Саня Ковылкин. — Чего бы и нет? Мы же убийцы.

«Здесь живут убийцы», «Здесь живут насильники» — большими буквами было написано на стенах «афганских» высоток с фасадной стороны. Надписи появились ночью и были сделаны прочной масляной краской.

Но в целом в «блиндаже» было круто. Немцу нравилось, что парни всегда рядом, хотя и сложно было уединиться с Людой, с которой в те дни он едва‑едва начал встречаться. Однако товарищество казалось Немцу важнее перепихона: оно порождало дивное ощущение полноты бытия. Хотя вот пили они тогда, конечно, слишком много. По причине молодости, здоровья и неистребимой радости жизни они считали, что непременно надо напиваться в хлам, соревнуясь, кто больше выжрет; надо орать и совершать подвиги. С обоих домов парни повадились бегать в «блиндаж» без всяких дежурств. Все они были ещё мальчишками, им хотелось в весёлую компанию, а не в семью. И если мучила совесть, что бросают жён и детей ради побухальника, то они вспоминали Афган: Афган словно бы оправдывал безобразия на гражданке.

— Да его, понимаешь, рядом со мной завалили! — рассказывал и плакал на кухне «блиндажа» пьяный Джон Борисов. — Мы, дембеля, уже с базы выезжали, фургоны надели, значки начистили, полезли на танк фоткаться. Старлей фотик навёл, кричит: «Улыбочку!» Я Андрияна так вот обнял… — Джон Борисов показывал руками, как он обнял товарища, — а он раз — и упал! Пуля прямо в сердце! Снайпер с горы лупанул! На моей фотке он за секунду до смерти стоит — улыбается, а его пуля, наверное, уже подлетает к нему!..

Конечно, надо было выпить с Джоном Борисовым (и не только с ним), а жена Джона (и не только его жена) и разные вредные соседки по подъезду потом жаловались Серёге на буйный «блиндаж». Серёга серьёзно отвечал:

— Понял, понял, красавицы. Мы их всех обязательно расстреляем.

Впрочем, стрельба случилась совсем другая.

Ближе к осени, когда начались дожди, пикеты потихоньку прекратились. Серёга ходил в приподнятом настроении: он ожидал, что горсовет соберётся после отпусков и обяжет горисполком выдать «Коминтерну» ордера. В «блиндаже» тоже расслабились, и Герман сказал Людке, что скоро квартира освободится, и они попробуют пожить вместе.