Алексей Иванов - Ненастье

Мать била Танюшу уже дома. Таня скорчилась на кухонной табуретке, прикрыв голову ладошками, а толстая мать, держась за угол холодильника, хлестала её полотенцем по темечку и по затылку, больно хватала пальцами за шею и зачем‑то нагибала, будто кошку тыкала в её лужу.

— Ах ты тварюга! — орала мать. — Притащила в дом чёрт знает кого! Блядина! А если он обворовал бы нас, ты соображаешь? Что жрать будешь, мерзавка? А если бы поджёг и всю дачу спалил? Сука! Мокрощёлка! Сыкуха неблагодарная! Сопли не подтёрла, а уже ноги раздвинула! Манда!

И отец, и мать понимали, что их младшая дочь входит в ту пору, когда девочки становятся девушками, вырываются из‑под опеки, влюбляются, начинают жить своей жизнью, своими чувствами. И родители бессильны остановить это. Но Яр‑Саныч и Галина не думали о том, что они стареют: они думали о том, что Таня тоже может привести в семью своего Русланчика. И первый‑то зять — ни дать ни взять, а второго приживальщика благополучие Куделиных не выдержит. Короче, Танька не имела права на личную судьбу.

Ирка смотрела на сестру с презрительным сочувствием.

— Это чо, из ваших старших классов Владька Танцоров? — тихо, чтобы родители не слышали, спрашивала она. — Длинный, да? И чо, ты с ним? Ну даёшь, Танюха! У отца полный спортзал «афганцев»: не могла, что ли, парня нормального найти? Такой выбор, а она с каким‑то подпиздышем связалась!

Неудачи и промахи Танюши укрепляли Ирку в ощущении собственной женской полноценности. В бабе важна цепкая бабья хватка, а не молодость, не красота. Девочку‑красоточку за копейку купишь, а бабу не провести.

Даже Русланчик не остался в стороне. Как‑то в кухне, один на один, он, невинно улыбаясь, тихо сказал Танюше:

— Пригласила бы меня пробку выдернуть — никто бы и не шумел.

Танюша испугалась Русланчика больше, чем мать и отца, которые могли побить и наорать. Нажаловаться на Русланчика Танюша уже не посмела: кто ей, проститутке, поверит? Это мать сказала, что теперь она как проститутка.

Танюша понимала, что мать права. Понимала, что сама испортила себе жизнь. Да, Владик ничего у неё не взял, она осталась девственницей, но ведь проститутка — не та, которая потеряла девственность, а та, которая потеряла неприкосновенность. Грубые руки Владика, пинки отца, удары матери, намёк Русланчика — всё это разрушило в Танюше ощущение неприкосновенности.

Она лежала ночью на своём раскладном кресле и думала, что теперь она опозорена и перед всеми виновата, с ней теперь можно делать что угодно. Как ей прожить оставшуюся жизнь? Танюша представляла, что, когда у неё будут дети, она всё равно убежит с ними куда‑нибудь вообще далеко‑далеко, и там вырастит детей, и они будут её любить и уважать и никогда не узнают про её падение. Только так она снова станет хорошей и любимой.

Через несколько дней после спасения из Ненастья Серёга опять увидел Таню в спортзале. Правда, Яр‑Саныч теперь не оставлял дочь в тренерской — как будто вся передряга с побегом случилась из‑за того, что Таня находилась в каморке отца без присмотра. Танюша послушно сидела на скамеечке у запертой двери в тренерскую, держала на коленях тетрадь и что‑то писала — делала домашнее задание. Раскрытый учебник лежал рядом на скамье.

— Как дела, Ярославна? — весело спросил Серёга.

— Хорошо, — тихо ответила Таня.

Серёга всё понял. Он уже разобрался в характере Яр‑Саныча. Он достал из кармана ключ от «мостика» и протянул Танюше:

— Иди в мой кабинет, — сказал он. — Будь там, сколько тебе надо.

Таня робко взяла ключ, прикреплённый к увесистой деревянной груше.

Серёга направился к Куделину, который возился около тренажёра.

— Саныч, ты чего, решил замордовать дочь? — негромко спросил он.

Куделин злобно молчал. Его заколотило, потому что опять его гнули об колено, не давали отвести душу, однако спорить с Лихолетовым он боялся.

— Не трясись, — посоветовал Серёга. — Я твою дочь не украду.

Яр‑Саныч Серёге не поверил, но с того разговора Таня проводила вечера на «мостике». Серёга старался не заглядывать туда, чтобы не смущать девочку. Однако ему всё больше и больше нравилась мысль, что у него на «мостике» сидит Танюша. И девочка эта ему тоже нравилась всё больше.

На «мостике» расстояние, которое отделяло Танюшу от постели Серёги, оказалось слишком близким. Серёга, человек прямой и наглый, быстро устал от ограничений, которыми он сам себя повязал. Серёгу тянуло к этой робкой и недозрелой школьнице. Она почему‑то волновала Серёгу, словно мальчика.