Алексей Иванов - Ненастье

— Вот идёт народный суд, — буркнул Серёга. — Гондон на палочке несут.

Майор проигнорировал нелепую мальчишескую издёвку Серёги.

— Мир очень изменился за эти три года. Такая бурная эпоха!.. Вы знаете, что сейчас Ельцина переизбирают? Кампания «Голосуй или проиграешь».

— Я не проиграю, — угрюмо пообещал Серёга.

Затемнённые очки Щебетовского напоминали глазницы черепа.

— Вы уже почти проиграли. Вы теперь почти никто. Извините, но сейчас не модно бороться за социальную справедливость. И вы не имеете никакого значения. Жизнь ушла вперёд, а вы использованы и выброшены на обочину.

Щебетовскому было приятно говорить Лихолетову горькие истины. Но Серёга всё равно не собирался примиряться, даже если майор прав. Он вырвется — и наверстает упущенное. Ему хватит силы и злобы. В тюрьме он очерствел: его чувства и мысли стали одномерные и прямолинейные.

К неволе Серёга приспособился — вспомнил опыт армейки и казармы, но три года его терзали сожаления о том, что на воле он не использовал всех возможностей, ведь там он мог чаще бухать и дрючить всех девок подряд. Он утвердился в убеждении, что очень многим пожертвовал ради благополучия парней из «Коминтерна», и «афганцы» теперь ему должны. Он неплохо знал, что творится в городе и в «Коминтерне». Что ж, он сохранил заветную папку‑скоросшиватель, значит, он вернёт себе «Коминтерн» и всех поставит раком.

— Однако я уважаю вас, Сергей Васильевич, и по‑прежнему предлагаю сотрудничество, — говорил Щебетовский. — Вас никто не исключал из рядов «Коминтерна». Вы можете баллотироваться в Штаб. Я ведь тоже вступил в «Коминтерн», как вы когда‑то мне советовали, и теперь сам член Штаба.

«Ты просто член», — с ненавистью подумал Серёга, но не сказал вслух.

Этот разговор состоялся в мае 1996 года, а в июле Танюша встретилась с Серёгой в последний раз. Она видела, что Серёга меняется в тюрьме — будто группируется для прыжка и перестаёт замечать окружающих.

Серёгу времён «Юбиля» Танюша вспоминала с восхищением: он был храбрым, весёлым и щедрым. Целыми днями он где‑то мотался, а вечером прибегал на «мостик» усталый как собака; вместо ужина перехватывал абы что, попутно с азартом рассказывал Танюше о непонятных ей событиях и неизвестных ей людях, потом жадно трахался и тотчас засыпал. От него пахло водкой, бензином или порохом — это были запахи мужчины.

В «Юбиле» Танюша робела, бурная жизнь Серёги пугала её. А теперь ей казалось, что всё тогда было прекрасно. Она будто бы сидела в карете, карета неслась по бездорожью, а Серёга скакал вокруг на коне, как принц. Но враги схватили принца, заперли в пещере, заколдовали, и он стал стариком — злым и замкнутым. Ему надо вырваться на свободу, и он расколдуется. Вернётся тот смелый и открытый мужчина, которого она не могла полюбить тогда, потому что была слишком маленькая, но обязательно полюбит сейчас.

Встречи с Серёгой в камерах райсуда для Тани были почти невыносимы. Милиционеры, подвал, решётки, грязная и тесная комнатушка, а в ней — одичавший, чужой и грубый Сергей. Таня чувствовала себя вещью, блядью. Её вызывали на свидание, не спрашивая о желании, — да она и отвыкла от близости с мужчиной, а Сергей раздевал и тискал её быстро и бездушно. Так раньше в учаге её били девки Нельки Нырковой — Лена, Наташка и Анжелка.

А потом Таня и Сергей просто сидели рядом на скамейке, как случайные попутчики в поезде, и ждали, когда конвойный выведет Таню. Говорить им было не о чем. Жизнь Танюши Серёгу никогда особенно не интересовала, а жизнь Серёги состояла из надежд, в которых Таня не присутствовала.

Над Таней насмехалась Анжелка Граховская, вернее, уже Лещёва:

— Зря надеешься на своего сидельца, Куделина. Думаешь, как в сказке — парень девчонку не бросит, если она его с зоны ждала? Лихолетов всегда котяра был. Его ещё пять тетерь ждут.

— Освободится — узнаю, — тихо и твёрдо отвечала Танюша.

Танюша и Анжела после учаги работали парикмахершами в «Гантеле». С Митькой Лещёвым Анжелка познакомилась на одном из выездов, когда ещё подшабашивала по саунам. Глупый Лещ хотел завести отношения со шлюшкой, чтобы не платить, попал в лапы Анжелки и докатился до ЗАГСа.

— Лучше ищи, кто тебе подходит. Какого‑нибудь студентика‑очкарика, — советовала Анжелка, сноровисто обривая голову клиента машинкой.

Таня молча разглядывала Анжелку в большое зеркало, перед которым и сидел клиент, завёрнутый в простыню. Анжелка держалась с превосходством опыта, потому что в саунах хорошо изучила парней. Чернокудрая, с тёмными губами, сразу стройная и грузная, она была словно бы сыто отягощена своей женской природой. Таню она презирала — привыкла с учаги, как завела ещё Нелька Ныркова. В «Гантеле» презрение обрело оправдание: Анжелка — замужем и беременная, а убогая Танька ждёт бывшего ёбаря с кичмана.