Алексей Иванов - Ненастье

Герман вспомнил, как пятнадцать лет назад Вася Колодкин боролся с Бычегором за восстановление социалки в «Коминтерне».

— А при Лихолетове не так было? — спросил Герман.

Вася смотрел в экран и крутил колёсико на «мышке».

— Вчера мне звонит Маша Ковылкина. Просит беспроцентную ссуду на холодильник. И я ей отказал. Она же не отдаст. Она разведёнка, двое детей, а Саня ей почти не помогает. Ну не отправлю же я к Маше коллекторов… А Лихолетов вызвал бы какого‑нибудь Витю Басунова, приказал бы ему найти Саню и пробить ему фанеру, чтобы вспомнил про совесть и купил жене холодильник. Вот и вся ссуда по‑лихолетовски. Но я так не могу.

— Те времена уже не вернуть. И отношения не вернуть.

За стенкой снова закурлыкал телефон, и уже другая офисная девушка заговорила таким же парфюмерно‑заботливым голосом:

— Союз ветеранов Афганистана. Меня зовут Света. Чем вам помочь?

— Знаешь, Немец, я каждый день слышу про Щебетовского всякий хай, а ведь Николаич натурально тратит на благотворительность куда больше, чем уходило при Серёге, Егоре или Каиржане. Почему же его поливают?

— Потребности выросли? — предположил Герман.

— Не только. Просто многое не решить деньгами. Машу Ковылкину холодильник не спасёт. Ей нужно, чтобы муж вразумился. Но Саню ссудой для Маши не исправить. А у Николаича нет других средств, кроме денег.

— Вась, мне как‑то несподручно жалеть Щебетовского, — сказал Герман. — Если тебе невмоготу — уволься. Дурацкий совет, но другого не имею.

— Я не могу, Немец. Мы так рвались сюда, а здесь тошно, и уйти некуда.

«Залезай в свой «ленд ровер» и гони на Малабар», — подумал Герман.

Васю он тоже не пожалел. У Колодкина отличная зарплата, нормальная работа, большая квартира, жена, двое детей… Это хорошо, что Вася мается и думает. Значит, душу он не продал. Но Вася — взрослый мужик. У него всё в порядке. И он бывший солдат. Сражайся. Где‑то есть выход из ненастья.

Вася отыскал того человека, про которого спрашивал Герман, — некий Игорь Шульп. Владелец и директор турфирмы «Ветер странствий». Герман никогда не слышал ни про Шульпа, ни про его фирму. Но в «Коминтерне» числилось три тысячи парней, и не все из них были знакомы Немцу или Васе.

— Распечатай мне схему, где контора Шульпа, — попросил Герман.

Шульп оказался улыбчивым мужичком невысокого роста — редеющие светлые волосы, тонкие очки, белая рубашка с закатанными рукавами и галстук. Типичный благовоспитанный клерк с мягким рукопожатием.

Герман объяснил, что ему нужно, стараясь не называть вещи своими именами, и Шульп тотчас указал пальцем на дверь своего кабинета.

— Об этом лучше в рекреации, — пояснил он.

Комната отдыха находилась в конце этажа.

— Что‑то я тебя в «Коминтерне» не встречал, — Шульп неожиданно перешёл на «ты». — Я с девяносто седьмого в организации.

— А я с девяносто первого. К девяносто седьмому я уже набегался.

— Ты мне подозрителен. Ты хотя бы примерно прикидываешь, почём тебе обойдутся шесть паспортов? Зачем тебе столько? И откуда деньги?

Под упругой резиной клерка Герман ощутил ржавое железо солдата.

— Много лишних вопросов, Игорь Палыч.

— Я под статью зайду. Я должен убедиться, что ты надёжный.

— Могу убедить только деньгами. Других аргументов нет.

— Колодкину, конечно, я доверяю, но что ещё можешь сказать о себе?

— Был бы Лихолетов — он бы сказал. Но его ты, наверное, уже не застал.

— Однако слышал. Ты где служил?

— Шестьдесят первая автобригада, сороковая армия, Шуррам, а потом Шахтджой, водила, ДМБ восемьдесят шесть.

— Наливник, кунг или бортовая?

— Сначала кунг, в восемьдесят шестом пересадили на «зушку».

«Зушкой» называли и зенитную установку — спарку зенитных автоматов, и бортовой грузовик, который возил в кузове такую установку.

— «Ирокезы» сбивал?

— «Союзы‑Аполлоны». По горам работали. У зениток угол позволяет.

— Что у вас там было? Забиуллу брали в Шадиане? «Кареру» гасили? Чольбахир и Мугулан чистили?

— Я просто водила, не тигр снегов. Я вокруг Ханабада катался.

— «Лаи лях илля миах ва…»

— «Мухаммед расул аллах», — закончил Герман калему.

Шульп прощупывал Германа, чтобы на уровне генетики определить, свой или чужой этот человек. Свой — это который помнит Афган. Свой не сдаст. Герман подумал, что «афганская идея» Серёги Лихолетова работает до сих пор. Вот прямо сейчас, сей момент. Ради одних только денег Шульп не будет рисковать. А ради «афганца» — уже может.