Мариэтта Роз - Круги по воде (сборник)

Мы опешили. Таким Горюшу мы ещё не видели.

– А ты! Ты! Драться, да! – Колька взвинтился, забрызгал слюной. – Ты недостоин быть пионером! Ты даже недостоин носить октябрятский значок! Ты – двоечник! Ты – позор всего класса! Бойкот тебе надо объявить! Родителей в школу! Отца! Мать! На собрание! Родительское! Педсовет! Бойкооот ему!!

Мы все замерли. Открыли рты. А Колька прыгал блохой, истошно кричал, размахивал руками, Горюша стоял спокойно, низко опустив кудрявую бычью голову, всё бубнил на счёт оторванной пуговицы, как будто сейчас это было самое важное!

И тут вдруг Толик – воспитанный, интеллигентный Толик! – грохнул о парту стопку учебников и закричал на весь класс:

– Да у них маленький дома! И отец умер! А вы! Вы все!..

Воцарилась тишина. Колька замер в нелепой позе. Все посмотрели на Горюшу, а он боднул кудрявой бычьей головой, всхлипнул. Всхлип мгновенно превратился в рыдание. И он выскочил из класса.

– Горюшенька! – закричала Машка. Она схватила портфель, рванулась, пинком открыла дверь и исчезла в коридоре.

Мы – я, Вовка, Толик, Сашка и ещё один Сашка – бросились следом.

Мы нашли их в укромном уголке на первом этаже, рядом со спортивным залом. Машка сидела на лавочке и пришивала оторванную пуговицу, рядом – Горюша; он плакал, закрыв лицо большими руками. Мы встали полукругом. Что делать, никто из нас не знал. Что сказать, тоже.

Обернулись на топот. Это был Колька. В руках он держал портфель Горюши.

– Я вот… – промямлил он и замолчал.

Колька смотрел на нас всех – как Машка пришивает пуговицу, как Горюша плачет, как мы стоим полукругом.

– Уходи, – сказал ещё один Сашка и отвернулся.

Мы все отвернулись.

Я была готова просто разреветься от обиды!

Сесть на асфальт и заплакать!

Ухх!

А они заржали. Самый рослый из них помахал моим абонементом.

– В кино, малявка, собралась?

Зимний абонемент в кинотеатр «Пионер» подарила тётя Зина всем нам шестерым на Новый год. А фильмы шли как раз жутко интересные! На многие без абонемента не попадешь!

Обычно мы все собирались во дворе и дружно шли. Приходили заранее – на афиши поглазеть, в тире пострелять. Но сегодня я шла одна. Так получилось! Ночевала у бабушки, заходить во двор неудобно, вот и договорились в фойе встретиться.

И вот надо же! – именно сегодня! – я с разбегу натолкнулась на троицу пятиклассников, и они отобрали мой абонемент! Главное, незнакомые, чужаки, не найдешь потом.

– Отдайте! Моё! – закричала я.

На помощь взрослых рассчитывать нечего! Хоть заозирайся! Хоть закричись! Незнакомые взрослые не вмешиваются в дела незнакомых детей.

– А мы вместо тебя сходим! – ржали пятиклассники.

Я сжала кулаки, кинулась на них – тут же оказалась в сугробе.

– Утю-тю! Сейчас заплачет! – скривил рожу хулиган.

– Это ты сейчас заплачешь!

Пятиклассники оглянулись, попятились. Я тоже оглянулась, расцвела. Рядом спокойно так стояли неформалы из моего подъезда. Трое. Все рослые, плечистые, старшеклассники. В кожаных куртках с многочисленными заклепками. Не чета вам, мелкотня!

– Жека, тебя обижают? – приторно-сладким голосом спросил один из неформалов, самый рослый, по прозвищу Балу.

Остальные двое – Серёга и Кирюха-Ларчик – вытащили меня из сугроба, отряхнули.

– Они мой абонемент отобрали! В кино! А там про Мюнхгаузена! Мультфильм! Заграничный!

– Про Мюнхгаузена? – Балу продемонстрировал пятиклассникам свои кулачища. Каждый размером с голову тех самых пятиклассников. – А ну отдайте девочке абонемент, она в кино опаздывает!

Пятиклассники заюлили, заозирались – взрослые продолжили идти мимо и не вмешивались. Неформалы нахмурились, отгородили меня широкими чёрными спинами. Я даже зажмурилась и приготовилась верещать на всю улицу. Но драки не случилось. Бросив абонемент в снег, пятиклассники трусливо помчались прочь, только пятки сверкали!

Я рассмеялась.

– Вот, – Кирюха-Ларчик протянул мне билеты, предварительно заботливо отряхнув их от снега.

– Спасибо!

Серега достал меня из сугроба, тоже заботливо отряхнул. И ему я сказала: спасибо. И Балу. Он стоял, уткнув массивные кулачища в бока, посмеивался. А потом сказал:

– Жека, будут обижать, ты говори, хорошо? Мы любого отлупим!

– Спасибо, – повторила я.

На душе стало хорошо так, тепло.