Эрик-Эмманюэль Шмитт - Другая судьба

Даже Генрих, его любимый ученик, похожий на ангела, забытого на земле Рафаэлем, надел форму цвета хаки, остриг волосы и выказывал подобающую случаю радость.

– Долой Версаль! Бек [25]негодяй! Да здравствует Германия! Мы вернем Германии земли, узурпированные поляками!

В начале тридцатых годов республику сменил авторитарный правый режим. Нойманн, по-прежнему красный, поносил это правительство, называя его фашистским; но Адольф знал, что его друг с большевистским лукавством чернит противников. Правый режим в Германии, хоть и опирался на армию, не имел ничего общего с режимом Муссолини. Авторитарный, но не тоталитарный; консервативный, а не революционный; опиравшийся на старую элиту, а не на народные массы, он сумел воспользоваться экономическим кризисом, чтобы прийти к власти, и эксплуатировал имперские обиды, чтобы удержать ее. Упразднив ряд статей мирного договора, вернув Рейнланд и добившись права на ремилитаризацию, сегодня он оспаривал карту, перекроенную в 1918-м в Версале. Вся Германия требовала возвращения земель и народов, которые некогда принадлежали рейху Бисмарка и были незаконно и поспешно отданы полякам.

– Вернуть! Исконно немецкое должно вновь стать немецким!

Режим не имел никаких имперских притязаний ни на Австрию, которая была его признанным экономическим партнером, ни на Чехословакию; он требовал лишь вернуть территории, вверенные победителями Польше.

Польша во главе с Беком ни у кого не нашла поддержки. Ни Великобритания, ни Франция не готовы были сражаться за спорные территории, и уж тем более Россия, тоже претендовавшая на кое-какие земли в Польше. Некоторые послы, чтобы отделаться от проблемы, говорили даже о праве народов на самоопределение. И режим понял, что при всеобщем безразличии можно напасть на Польшу почти законным образом, не боясь развязать новую мировую войну.

Поляки были намерены отчаянно защищаться.

Конечно, они мужественны и хорошо подготовлены, но численное превосходство было за Германией.

«Численное… – подумал Адольф. – Надеюсь, что в числе потерь не будет моих студентов. И только бы не Генрих».

Поезд уже уносил молодого человека, и он, не имевший родни в Берлине, махал из окна своему старому учителю.

«Господи, только не его, пожалуйста. Не его, самого одаренного. Ты уже забрал Бернштейна. Не повторяйся».

Пятидесятилетие Гитлера.

Пышность и экстравагантность правили бал.

Гитлер на лимузине в сопровождении кортежа из пятидесяти машин открывал новую магистраль восток—запад, разделившую Берлин, – семь километров блестящего, словно навощенного асфальта, семь километров нацистских знамен, освещенных тысячами факелов, семь километров влюбленной толпы, сдерживаемой канатами.

На рельсах и проводах подвижные кинокамеры, точно спутники вокруг солнца, запечатлевали исторический момент, снимая Гитлера.

Рейхсканцелярия ломилась от подарков: беломраморные статуи, бронзовое литье, мейсенский фарфор, картины, гобелены, редкие монеты, старинное оружие… Гитлер прошелся среди них, некоторые заметил, по поводу других отпустил шпильки, большинство проигнорировал, просто так, произвольно, чтобы показать, что он не кто-нибудь, а фюрер.

Вечером Альберт Шпеер преподнес ему макет Триумфальной арки, из дерева и гипса, высотой четыре метра. Несколько раз за ночь Гитлер выходил из спальни и с волнением обозревал сооружение, которое будет свидетельствовать о его величии в грядущие века.

Назавтра, на военном параде, он поразил всех, простояв пять часов на ногах, с поднятой рукой, прямой, сосредоточенный, незыблемый, как памятник самому себе. Он непременно хотел провести самую гигантскую демонстрацию своей военной мощи, чтобы показать западным державам, что их ждет, если они встанут Германии поперек дороги. Разумеется, места послов Франции, Великобритании, Соединенных Штатов и Польши остались пустыми, но что с того! Десять тысяч метров кинопленки запечатлели событие и были немедленно показаны в кинотеатрах всего мира.

Он знал, что в военном плане Германия еще не готова к войне, и все же в этом она превосходила другие страны. Он продолжал наращивать вооружения и, желая как можно скорее аннексировать Польшу, пошел на переговоры с абсолютным врагом – дьяволом, подонком, выродком, коммунистом Сталиным.

Летом свершилось невероятное.

Гитлер и Сталин, два непримиримых врага, диаметрально противоположные больше по идеологии, чем по методам правления, подписали, через посредство своих министров Риббентропа и Молотова, германо-советский Пакт о ненападении.