Бен Лернер - 22:04

Завтра посмотрю постоянные
инсталляции Дональда Джадда в бывших депо, но
вот уже завтра, а я не пошел, отправился
без головного убора
в середине дня, заблудился, и вскоре
перед глазами заплавали пятна, я вернулся в дом,
внутреннее море [89]зеленое, пока глаза не привыкли,
я прилег, и приснилось, что я его вижу, море.
Вечером побреюсь, выпью глоток-другой
с приятелем
приятеля, но это было на прошлой неделе,
и я отказался —
мол, высота на меня все еще действует, давайте
увидимся чуть попозже, когда я к ней привыкну.
Вчера смотрел фото вещей Дональда
Джадда в книге,
которую держат в этом домике, и решил не ходить,
пока не окончу поэму, которую перестал писать,
но допишу. Что мне надо —
это жилище внутри жилища, тогда
я смогу вернуться в эту комнату отдохнувшим,
посмотреть Джадда
с приятелями приятелей, увидеть, как пятнышки
крови расцветают на шее, показывая,
что я побрился вовремя, тогда как сейчас
я обрастаю бородой, но еще не оброс.
Бритье – способ ритуально начать рабочий день,
не перерезав себе горло, когда есть
такая возможность.
«Мытье и бритвы – удел простофиль,
мой удел – веснушки и колючая борода» [90],
читая его, то и дело испытываешь смущение.
Сегодня меня брила во сне
сестра милосердия, похожая на Фальконетти,
моя койка стояла среди огромных
алюминиевых ящиков,
которые я все еще рассчитываю увидеть,
потом я побрился
наяву и почувствовал, что выполнил
дневную норму работы, обращенный спиной
к будущему. Музей закрыт
по воскресеньям и ночами, из которых
твоя жизнь здесь
и состоит, так что планируй посещение
задолго или просто ходи вокруг здания,
где выставлены скульптуры Чемберлена
из раскрашенной и хромированной стали,
лучше всего
смотреть на них сквозь свое отражение в окне;
на картине Бастьен-Лепажа «Жанна д’Арк» (1879 г.)
Жанна, слыша зов, в экстатическом забытьи
протянула левую руку, точно ищет опоры,
но пальцы руки
вместо того, чтобы ухватиться за листья или ветку,
растворяются в воздухе, и это для меня
ключевая деталь. Ее пальцы
аккуратно помещены художником
на диагональной линии взора
парящего полупрозрачного ангела,
чью бестелесность,
как и двух ангелиц, он, по мнению критиков,
не смог примирить
с реалистичным изображением будущей
святой; его «неудача» с пальцами,
поглощенными фоном, – распад пространства —
напоминает мне фото, где люди тают,
фото, позволяющее Марти измерить время,
оставшееся до будущего, в котором
мы смотрим фильм,
только пальцы Жанны дематериализует
не отсутствие будущего, а присутствие: нельзя
вскочить от ткацкого станка так быстро,
что опрокидываешь табуретку,
и броситься к плоскости
холста, не ошарашив художника, нельзя
услышать голоса, которые краска
бессильна изобразить,
без того, чтобы это проявилось где-нибудь на теле.
Но в нашем восприятии рука именно там,
где перестает обозначать руку и становится краской,
где уже не выглядит ни теплой,
ни способной к действию,
именно там она прикасается к материальному
настоящему, становится реальней скульптуры, ибо
ищет, нащупывает: Жанна всплывает
на поверхность слишком быстро.