Ларс Кристенсен - Полубрат

Пра ушла в гостиную и легла там, а Болетта прикорнула подле Веры, обняв её, как они часто засыпали в минувшие пять лет, иной раз и все втроём, вернувшись из подвала после воздушных налётов и взрывов. Тогда Пра, бывало, читала им вслух, пока они валялись так в ожидании ночи, сна и мирной жизни, письма Вильхельма, и Вера начинала плакать, когда Пра доходила до конца, до последней прекрасной фразы, которую Вильхельм, отец Болетты, написал, прежде чем сгинуть среди льдов и снегов.

Болетта долго лежала без сна. Она думала о матери, которая осенила себя крестом, — сочла, что сегодня ей нужно пообщаться с Богом языком жестов. Болетту била дрожь так сильно, что она, чтоб не разбудить Веру, отняла свои руки. Напугала ли её скоропостижная набожность Пра так же, как подаренное Рахилью кольцо лишило покоя Веру? О, разве упомнишь все благие намерения, обернувшиеся несчастьями, все поступки, приведшие к прямо противоположному результату: утешение, отозвавшееся болью, награду тяжелее, чем наказание, молитву, прозвучавшую, как проклятье? На улице по-прежнему звенели смех и голоса. Вот она, мирная жизнь. Тербовен скинул труп Редисса в бункер Скаугума и велел охраннику поджечь бикфордов шнур от огромной бочки со взрывчаткой. Ходят легенды, что в последнюю секунду Тербовен пожалел об этом: не о содеянном, а о методе исполнения, и попробовал затоптать бегущий по шнуру на каменном полу огонёк пламени. Да не сумел — слишком был пьян, и никто не обратил внимания на чудовищный взрыв, от которого в окрестных лесах рядом вспорхнули с веток все птицы. Война окончилась. В первый раз Болетте было страшно по-настоящему.

Она всё-таки заснула, хотя и не запомнила этого. Когда она проснулась — подскочила как ужаленная, разбитая и невыспавшаяся — Веры рядом не было. Комнату заливал свет. Болетта села. В кровати рядом пусто, Веры нет. Времени восьмой час. Болетте пора на службу. Сегодня ещё только среда и лишь начало мая. В столовой кто-то разговаривал. Болетта поспешила туда. Пра заснула под радио. Говopum Норвежское государственное радиовещание. Действительно объективное вещание. Болетта выключила приёмник и в наступившей тишине разобрала другой звук — давешнее бормотание, клёкот, но ещё утробнее, чем вчера, как если б кто-то полоскал горло. Звук шёл из ванной, от него стыла кровь. Болетта растолкала Пра и потянула за собой в прихожую. Дверь в ванну была заперта. Внутри гудела Вера.

Болетта постучала: — Вера?! Открой, ладно… — Бульканье сошло на нет, как вздох. Стало тихо-тихо. Но изредка из-за двери доносился звук то ли капающей воды, то ли тряпки, которой возят по полу, он был сродни тому гудению, которое Болетта услышала накануне на чердаке. — Вера, что ты там делаешь? Выходи! — Пра нагнулась и заглянула в замочную скважину. Она почувствовала слабое дуновение, что-то подуло в левый глаз. — Ничего не видно. В замке ключ. — Болетта вдруг кинулась на дверь и стала дёргать её с воплями: — Вера! Открой немедленно! Хватит дурить. Ты меня слышишь? Сейчас же выходи! — Пра пришлось схватить её, чтобы утихомирить. — Держи себя в руках! Так ты весь дом разнесёшь! — Болетта отпустила ручку, зажала рот рукой и прошептала сквозь пальцы: — Что ж нам делать? — Во-первых, не надо крика. Я этого не выношу. — Болетта хохотнула: — Вот как? Ты теперь так хорошо слышишь, что тебе режет ухо? — Не твоё дело. — Или твои уши промыла победа? — На это Пра нечего было ответить. Вместо пререканий она вытащила шпильку, вставила её в скважину и принялась крутить и тыкать, пока они не услышали, что ключ упал на пол ванной. Болетта дёрнулась распахнуть дверь, но она оставалась запертой. Пра опять заглянула в замочную скважину. — Что-нибудь видно? — прошептала Болетта. — По-моему, она сидит в ванне. Я вижу руку. — Болетта тут же наклонилась к замку. В глаз засквозил холодный ветер, и с тех пор всегда, сколько я помню, Болетта выставляла этот сквозняк единственной причиной того, что один её глаз иногда вдруг краснел, распухал и начинал течь, словно заливался слезами из-за своего одиночества.

Болетта тоже увидела Верину руку, голую руку, свесившуюся через бортик ванны, кисть, тонкие пальцы и тяжёлое кольцо Рахили. — Я приведу домоуправа! Пусть взламывает дверь! — Болетта уже готова была ринуться в кухню, но Пра сумела остановить и удержать дочь. — Наверняка у педеля сейчас других дел по горло, — сказала она. — Но кто-то должен открыть дверь! — Ты что, хочешь, чтобы этот любопытный придурок увидел её в таком виде? Голую! — Болетта зарыдала: — И что прикажешь мне делать? — Говори с ней. Говори со своей дочерью! — Болетта набрала воздуха и снова подошла к двери: — Вера? Ты скоро? — Но та не желала отвечать. Они ждали. Они различали лишь ленивый плеск переливающейся воды. Вдруг внимание Болетты привлекли ходики, утекающие из них секунды, её как будто коснулись тени стрелок — Вера, я опаздываю на работу! Мне надо привести себя в порядок! Открой, пока я не опоздала на службу. — Пра схватила её за локоть. — На службу? В такой день? — Ты думаешь, в мирное время люди не перезваниваются? — По правде говоря, я считала, у них нет на это ни сил, ни времени. — Болетта отпихивает Пра в сторону. — Вера, милая, знаешь, что я придумала? У меня завтра выходной, давай сходим в парикмахерскую на Адамстюен? — Теперь Пра отодвигает дочь: — Парикмахерша с Адамстюен! Фи и фу! — Цыц! — Ты думаешь, парикмахерше нечем заняться, кроме как обслуживать клиентов? Ошибаешься! — Это просто предложение! — Предложение? Да ты ни о чём другом вчера вообще не говорила! — Не выдумывай. — Да, ты сказала, что у меня причёска, как у бродяжки. Я этого не забуду. — Я сказала, что ты старая ведьма, вот и всё.