Вера Колочкова - Исповедь свекрови, или Урок Парацельса

— Ну, нагнала слезу! А если без сантиментов? Что там за мужик у Арины, ты его видела?

— Да, видела. Парень как парень, чем-то даже на Леву похож. И родителей его видела, мельком, правда. Такие, знаешь… Холодно вежливые, очень сдержанные в эмоциях. Дальше пуговиц не пускают.

— А чего им тебя дальше пуговиц-то пускать? И за вежливость спасибо скажи. Все правильно.

— Ну да… А за Гришеньку они, я смотрю, рьяно взялись, расписали ребеночка по полной программе, ему и вздохнуть, бедному, некогда. Что-то вроде системы «все включено» — и музыка, и спорт, и английский… Хорошо хоть по воскресеньям мне выдают, и то не всегда. Мне кажется, он очень устает… Бледненький такой стал, худенький…

— Ну, запричитала! Радоваться надо, а ты причитаешь! И хорошо, что ребенок в таком ритме живет! Пусть привыкает!

— Кать, ну что ты говоришь… А любить когда? Ребенку же еще любовь нужна…

— Так это и есть любовь! Не сюсюканье и не сказки на ночь, а любовь-адаптация! Чтобы сложилась привычка к определенному ритму жизни! А как же? Кстати, я давно тебе говорю, Сань, что в педагогике ты ни хрена не понимаешь… Балуешь много, сюсюкаешь, а это неправильно, Сань! Взять хотя бы нашу соседку по площадке, Люсю, у которой четверо детей… Так вот она, например…

У-у-у… Все, понесло Катьку. Сейчас лекцию по педагогике прочтет на примере Люсиных зверских методов воспитания. И перебить нельзя — обидится. Да, надо смириться и молча слушать. Потому что за этой лекцией Катькино бездетное горе стоит и машет кулаком — если, мол, назвалась подругой, терпи. Смирись и терпи. Это всего лишь Катькина неуклюжая сублимация, от тебя не убудет…

Однако недолго пришлось терпеть — Катька вдруг прервалась на полуслове, словно учуяла подвох в ее молчаливом смирении. И живенько перескочила на другую тему, более для диалога приемлемую:

— Слушай, Сань! А ведь званый вечер — это серьезно! Тебя ж Лада с родителями знакомить будет, как я поняла! А кто они, родители? Чем занимаются?

— Понятия не имею.

— Наверное, не из простых, если дочке квартиру купили.

— М-м-м… Да, Кать. Наверное, они из сложных.

— А вот зря смеешься, между прочим! Откуда ты знаешь, как оно дальше будет? Может, и впрямь дело до свадьбы дойдет? Нет, Сань, это дело на самотек пускать нельзя ни в коем случае. В общем, тебе надо предстать, Сань…

— Что? Что мне нужно сделать?

— Предстать! Ну, то есть выглядеть правильно, не абы как!

— А в чем… предстать? Бриллианты напрокат взять?

— Нет, зачем… Хотя брюлики тоже бы не помешали… А что ты на себя хочешь надеть, например?

— Да я, собственно…

— Ну-ну, вот только не надо сейчас этого, ладно? Мол, мне все равно, да какая разница… Есть разница, Сань! Что ты мне ни говори, а встречают все равно по одежке! И провожают по одежке! Так что не вздумай на это дело рукой махнуть, поняла? А главное, хлыстик дома оставь, когда на этот званый обед пойдешь… И плечи расправь, и духовные достоинства в себе выпучи, замешай пожирней и погуще.

— О, как ты красиво про достоинства-то… Выпучи, главное! Пожирней и погуще! Все-таки поэтический талант не спрячешь, так и прет наружу! Было бы и мне чего выпучивать…

— А хочешь, я тебе свое синее платье дам? Хотя — куда тебе… Ты ж в нем утонешь… Эх, меня бы туда, на этот званый обед, вместо тебя! Уж я бы им показала кузькину мать!

— Да, Кать. Ты бы не только кузькину мать показала. Ты молодец. А я… Я просто трусиха, наверное.

— Нет, ты не трусиха. Ты пленница собственной ленивой тревожности. Смотри-ка, опять красиво сказала! Что-то меня и впрямь сегодня на красивости понесло… Наверное, потому, что за Колю переживаю. Слушай, а может, он звонил, а у меня занято? Мы ведь давно уже треплемся…

— Ну, давай прекратим.

— Давай… А ты это, Саньк… Не переживай на пустом месте. Подумаешь, званый обед! Видали мы их с обедами! Пусть не надеются, мы Левку так быстро не отдадим! Да и сам он не дурак, чтобы второй раз нырять с головой в прорубь… Помытарит он еще эту Ладушку, вот увидишь… Ишь, захотела, чтобы скоро все сладилось! И мужа-красавца, и свекровь тихую да покладистую! Не-е-т, мы еще научим ее пылюку вытирать… Да если нам дать отдохнуть, да прислонить в тихом месте к теплой стенке… Мы ведь еще ух, правда, Сань?

Вот всегда у Катьки так. Вдруг одарит мощной поддержкой, плеснет кипятком, как на каменку в бане, и моментально расцветает, согревается увядшая в холодной тревоге душа… И горло перехватывает, и всплакнуть сразу хочется. Не от слов, нет, что — слова… Слова-то как раз никаковские — особенно про «пылюку»! Всплакнуть хочется от интонации Катькиной, неистово искренней, невыносимо искренней!