Назира Раимкулова - Останься со мной навсегда

Отключив телефон, Урмат вздохнул: уффф, успел.

Нургуль с интересом наблюдала за Урматом, она не могла вспомнить, где его видела. Вспомнив, покраснела.

Вошёл врач:

— Здравствуйте! Вы у нас Султанова? Таак, ну что, давайте посмотрим, — врач присел на край кровати. Урмат вышел.

— Ну, что ж вы так, милая моя, неловко падаете?

— Да я, честно, даже не ожидала, что на ровном месте поскользнусь.

— Как это случилось?

— Я поднималась по лестнице, а в подъезде темно было, вот и поскользнулась…

— Ммм, так, а что с лицом и зубами?

Нургуль покраснела. Врач внимательно посмотрел на неё и тихо сказал: «Муж, да? Это он за дверью там стоит?»

Нургуль округлила глаза: «Нет, что вы, это не муж!»

— Ааа, ясно, ну, извините…

Закончив осмотр, врач сделал еще назначения. Выйдя из палаты, он окликнул Урмата:

— Вы друг больной?

— Да, — ответил Урмат в замешательстве.

— Анализы у нее плохие, истощение организма, анемия. Ей надо усиленно питаться. Что ж вы за ней не следите, раз друг?

Урмат молчал. Врач дал ему несколько рецептов и удалился.

— Можно? — Урмат постучался в дверь палаты.

— Да, заходите, конечно.

Урмат вошел в палату и остановился. Он отводил глаза в сторону, не зная, как посмотреть на Нургуль:

— Вот, я тут с врачом переговорил, он сказал, что вам надо усиленно питаться. А что вам еще надо из вещей принести, я принесу.

— Нет, ничего не надо, вы, пожалуйста, только детей моих привезите, — опустила глаза Нургуль.

— Хорошо. Вы меня извините, пожалуйста, я не знал. Я еще зайду, — Урмат почувствовал себя неловко и замолчал.

— Хорошо, и вы меня извините. И еще спасибо за всё, — Нургуль хотела было улыбнуться, но, вспомнив об отсутствии передних зубов, лишь приподняла уголки губ.

Урмат ушел.

Боль была невыносимой. Нургуль старалась терпеть, но это удавалось с трудом. Наконец пришла сестра и сделала ей обезболивающее.

Боль стихла, но теперь осталась тревога, тревога за детей. Она стала думать, и с каждой минутой ей становилось стыдно за саму себя.

Когда она в последний раз думала о них? Когда стирала их вещи? Когда готовила? Впервые за три года она стала вспоминать и думать обо всём произошедшим с ней и её детьми. Трезво! Она корила сама себя: неужели нужно было случиться чему-то такому, чтобы она, остановившись, посмотрела на себя со стороны? И за что она наказывала своих детей и мучила их?! За что? За свои неудачи и трусость? За своё горе? Бедный Бакыт! Он взвалил на себя все заботы по дому, а она вместо того, чтобы поддержать, упрекала и ругала его! А Берметка? Она стала похожа на затравленного волчонка, неухоженная, лысая, даже непохожая на девочку. Стыдно!

Нургуль молча сглатывала слёзы стыда и обиды. Ей было невыносимо стыдно перед этим милиционером, он наверняка заметил, что и белья-то у неё нет, потому и принёс своё.

Дверь в палату открылась, ввезли каталку. На ней, словно восседая на пьедестале, возлежала стонущая полная женщина пятидесяти пяти лет.

— Ай-ай-ай! Осторожнее! Мне же больно! — завопила она, когда санитарки стали укладывать её на заправленную койку. — Никакой культуры! Осторожнее, и так всё болит!

Санитарки переложили капризную пациентку. Нургуль молча наблюдала за происходящим. Как только каталку вывезли, она повернула голову к окну. Разговаривать ей не хотелось. Новая соседка долго кряхтела, прежде чем принять удобную для неё позу, затем заговорила:

— Вот! Лежи теперь тут! Ты представляешь, какая страшная авария?

Ужас! Я даже не успела опомниться, ой! Как всё болит! А когда врач придет?

Нургуль молчала. Ей не понравилась новая соседка, она показалась капризной и своенравной.

— Эй! Я тебе говорю! Ты спишь? — женщина приподнялась с места, пытаясь заглянуть в лицо Нургуль. Та не шелохнулась. Что-то пробурчав, соседка стала шумно переворачиваться. Стенание прекратилось минут через семь, и на всю палату послышался мерный храп.

Дверь приоткрылась, Нургуль повернула голову. Из-за двери торчала голова мужчины средних лет:

— Здрасьте! Гульмира Джакыповна! Гульмира Джакыповна! — полушепотом позвал мужчина.

— А, что? Кто? — масса на кровати снова стала колыхаться и стенать:

— Ааа, это ты, Игорёша, оой, как плохо мне, заходи, — простонала Гульмира Джакыповна.

Голова мужчины просунулась и занесла вслед за собой долговязое непропорциональное тело. Когда тело вошло, перед взором предстал весь Игорёша. В руках он держал два больших пакета, наполненных снедью: