Хюго Клаус - Избранное - Сборник

Эдвард (в пространство). До чего хорошо кругом! И на жизнь просто грех жаловаться. Она ведь так прекрасна! Впрочем, нужно уметь и примириться с ее концом. Нужно уйти легко и спокойно.

Мать. Эдвард, сядь прямо. У меня прямо все внутри переворачивается, когда я вижу, как ты корчишься. Ты плачешь, сынок? Это неприлично! Не так я тебя воспитывала. Ты все-таки хочешь отомстить ей?

Эдвард. Да!

Мать. А ведь месть требует сосредоточенности и холодного рассудка. ( Берет в руки концы веревки и натягивает ее, словно поводья, отчего Эдвард распрямляется.) Ты слышишь меня?

Эдвард кивает.

Мать (обличающе). Ты хочешь притвориться!

Эдвард. Неправда! Я чувствую это. Я почти физически ощущаю, насколько близок конец. Все кончится сразу. Короткое замыкание.

Мать. Я совсем не об этом. Ты должен просто притвориться.

Эдвард. Мама, перестань!

Мать. Как-то раз…

Эдвард раздраженно фыркает.

Нет, ты послушай, теперь моя очередь! Как-то в феврале, давным-давно, твой отец, который тогда еще не был твоим отцом, ты еще не родился, пришел в дом моего отца. Мы были знакомы с ним всего три недели, и я слышать о нем не хотела. В то утро я сказала матери: «Если сюда явится этот тощий городской франт, я не желаю его видеть». Но когда он в то февральское воскресенье вошел в дом, моя мать ничего ему не сказала. Он поиграл с моим отцом в карты часов до трех или четырех. И только тогда поинтересовался: «А что, Мариэтты нет дома?» «Как же, дома, — ответила мать. — Она в своей комнате». — «А она не спустится сюда?» — «Нет, она не желает тебя видеть». «Ладно», — сказал он, сыграл еще две-три партии, сел в свою «испано-сюизу» — самую дорогую машину в те годы, и уехал.

Эдвард задремал.

В следующее воскресенье твой папаша приехал опять. Как только я увидела, что его машина подъезжает к дому, я, словно птичка, вспорхнула наверх, в свою комнату. (Не обращая внимания на уснувшего Эдварда, продолжает рассказывать.) Агата, моя сестренка, пришла ко мне, присела на кровать. «Этот парень снова здесь». Но он даже не остановился у дома, проехал мимо — и прямо к речке. Там он вышел из машины и уселся в камышах. Мать послала к нему отца. «Ну что, Карл, сыграем в карты?» — «Нет, господин Феркест, я лучше посижу здесь». — «У воды?» — «Да, у воды». И тут отец увидел, что в руках у него револьвер. Он насмерть перепугался и бросился назад к дому. Они с матерью принялись колотить в дверь моей спальни, умоляя открыть. Агата плакала, сидя у меня на кровати. И что же тогда сделала я, девятнадцатилетняя дурочка? Завопила громче всех, помчалась к речке и бросилась ему на шею. Он прижал меня к себе, и в том же месяце, в феврале, двадцать восьмого, мы поженились, а в конце года родился ты.

Эдвард (внезапно открыв глаза, с усмешкой) . Птичка попалась в сети, и у нее появился птенчик — это я.

Мать. Нужно признать, он действовал превосходно. Ловко и быстро. И напористо, как подобает мужчине. Согласись, нужна известная смелость, чтобы решиться на такое.

Эдвард. Он ведь любил тебя!

Мать. И я любила его. Всю жизнь.

Эдвард. За эту смелость?

Мать. Наверно. До самой смерти. Мы никогда не расставались.

Эдвард ( улыбается, ему явно кажутся наивными ее представления о любви). И вы действительно никогда не расставались. И никогда не изменяли друг другу. Я, собственно, был вам и не нужен. Абсолютно лишнее связующее звено.

Мать. Голубки — так нас все называли в яхт-клубе.

Громко стрекочут цикады.

Эдвард, сними-ка ремень.

Эдвард непонимающе смотрит на нее.

Мать (протягивает руку, он дает ей свой ремень — узкую черную кожаную змейку). От веревки тебе будет больно. Не успеешь оглянуться, как она вопьется в шею, и тогда конец. Но ведь мы вовсе не этого хотим, верно? (Легко поднимает его с дивана, что совсем не удавалось Элене, когда она приглашала его танцевать.) Ты будешь висеть вон там. (Показывает на нижнюю ветку кедра.) На своем ремне. (Маникюрными ножницами проделывает дырку в ремне.) Представляешь картину? Входит Элена, возбужденная, разгоряченная, мурлыкающая, как кошка, хочет потихоньку прокрасться в дом. И вдруг перед ней тень. Она подходит ближе и видит страшную картину: ее муж повесился, лишил себя жизни из-за нее!

Эдвард. Вот этого я и хочу.

Мать. Насколько я знаю женщин, она не из тех, что словно вчера родились на свет, но и не окончательно испорчена. Она увидит все это и поймет, насколько ужасна смерть человека, ведь это конец всему. И она поймет, что была не права, что она обманывала тебя всю жизнь в своих помыслах, словах и поступках. Она упадет на колени, словно кающаяся Мария Магдалина, будет умолять: «Прости меня, прости! Вернись! Я больше никогда не буду обманывать тебя, только не оставляй меня одну!»