Дженнифер Джонстон - Далеко ли до Вавилона? Старая шутка

— Как вы скажете. Я сделаю все, что вы…

Он засмеялся.

— Делай то, что велит тебе мать, мой мальчик. Так нужно… Да.

Он взял трубку и начал ковырять в ней. Я почувствовал, что разговор со мной окончен, встал и пошел к двери. Мать сказала мне вслед:

— Так ты обещаешь?

— Что же…

— Обещаешь?

— Ну, хорошо.

Закрыв за собой дверь, я остановился и прислушался. Что они скажут друг другу? Они не сказали ничего.

Мы отправились в Европу. Мы обозревали античные развалины. Мы слушали музыку. Мы осматривали прохладные итальянские церкви и галереи столь усердно, что глаза, ноги и мысли у меня отказывали. Мы ели незнакомые и иногда восхитительные блюда под сумрачными тентами, а солнце сжигало все вокруг. Мы общались с людьми, такими же приятными и равнодушными, как мы сами. Я собрал целый каталог новых звуков, новых запахов, новых ощущений. И за все это должен был благодарить ее.

Когда мы вернулись, деревья вокруг дома стояли растрепанные, почти без листьев. Вылезая из автомобиля, мать поежилась, а я испытывал только радость оттого, что голые холмы приблизились, ограждая меня, только удовольствие от сырого воздуха, холодящего мое лицо, опаленное солнцем, которого ничто не заслоняло.

Вот и все расширение кругозора, подумал я.

За время нашего отсутствия отец сдал — нет, он не одряхлел ни внешне, ни внутренне, но стал как будто меньше, чем я его помнил. Теперь я проводил дни не с мистером Бингемом, а с отцом и его управляющим, что было бесконечно приятнее. Он купил мне гнедую кобылу. Когда я испытующе-ласково положил ладонь ей на шею, она задрожала всем телом и посмотрела на меня глазами, полными такого великолепного безумия, какого мне еще не приходилось видеть.

— А! — вот все, что я сумел выговорить.

— Ага, — сказал Пэдди, грум. — Хозяин заплатил за нее бешеные деньги и правильно сделал.

— А!

Я тут же назвал ее Морригана.

— Какая странная и безобразная кличка, — сказала в тот вечер мать, когда мы сели обедать.

— Вина. Будь так добр.

Я передал ему бутылку, и, помню, он взял ее трясущейся рукой.

— Ты сам ее придумал? Или где-нибудь слышал?

— Это была прославленная колдунья.

— Неужели, милый? Как интересно. Вроде Феи Морганы?

— Примерно.

— Несомненно, ирландская колдунья, судя по такому поразительному имени.

— Она постоянно меняла облики. И я решил, что это — самое последнее ее превращение.

— Какие глупости!

— Вы заметили ее глаза? — Я повернулся к отцу.

Он улыбнулся.

— Насколько я понимаю, ты доволен.

— Как никогда в жизни.

— И отлично, мой мальчик. И отлично.

— Вы меня удивляете, вы оба. Мы с маленьким провели в Европе четыре месяца, а вам все равно. Вам интереснее обсуждать лошадиные глаза.

— А вы предпочли бы, чтобы мы обсуждали… что именно?

Она презрительно посмотрела на него и промолчала. Я покраснел и, чтобы не видеть их, уставился на сверкающие серебряные ножи и вилки, аккуратно разложенные у моей тарелки. На каждой ручке сердито поднимал когтистую лапу грифон.

— Я не настолько чужд культуры, как вы, по-видимому, считаете.

Он сказал это холодно, без всякого интереса, просто мимоходом указав на второстепенный факт. Над столовой повисло ее молчание, а мы с отцом вели какой-то незначительный разговор, и слова были напряженные, словно блуждали в тумане от него ко мне, от меня к нему.

Осень перешла в зиму. Голые деревья топорщились ветками в облезшем саду. Бурая земля почти светилась невпитавшейся водой. Серые холмы сливались с чуть более светлой серостью туч.

Отец был методичным человеком. Каждую пятницу к нему в кабинет являлся управляющий в тщательно вытертых сапогах и без шляпы, оставленной часа два сиротливо ютиться на столе в холле среди подносов, цветов и невскрытых конвертов. Перед отцом на письменном столе были стопками разложены счета по имению и дому, книги учета арендной платы и платежные ведомости. Отец аккуратно сидел в кресле, его рука, державшая перо, иногда слегка дрожала. Во время этих совещаний он не курил трубки и с облегчением брал ее, только когда управляющий вставал и прощался.

— Надеюсь, ты начинаешь понемножку разбираться, мой мальчик. Цифры и документы кажутся бесцельными, но ты должен уметь справляться с ними. Держи их вот тут.

Он нажал подушечкой большого пальца на стол, словно раздавив жучка.