Василий Аксенов - Коллеги

Не прекращается снегопад. Молодой человек уже что-то поет на ходу, что-то кричит: — Пингвины! Эй, пингвины!

Впереди группа дворничих сгребает снег. Широкие книзу, в белых фартуках, они действительно сквозь кисею снегопада напоминают пингвинов.

Алексей с налету проскочил знакомый двор, одним прыжком взлетел на знакомое крыльцо и оказался в знакомом подъезде. Медленно стал подниматься по пожелтевшим мраморным ступеням. Осмотрел знакомый фонарь, свисающий с потолка, мозаику окон, выходящих на лестничную клетку, бронзовую решетку лифта. Подумал: «Добротно строили эклектики от архитектуры».

Жаль, хмель быстро выветривается. А ноги не слушаются, не хотят идти вверх. Спать хочется. Отсюда четверть часа ходьбы до общежития на Драгунской, а там в 120-й комнате сегодня пустует койка. Снять туфли, вытянуть ноги, закрыть глаза и… к черту, к черту все! Кора головного мозга отдыхает, как городская электростанция, гаснут очажки возбуждения. Блаженство! Ну нет! Так проще всего — сон, смерть или тупая жвачка. Неужели он смел только тогда, когда по кровотоку бродит спирт? Бей в барабан! Не бойся! Третий, четвертый, пятый, шестой этаж. Звонить сильно, нахально, всех взбудоражить! Не отрывать пальца от звонка. Идут!

Дверь приоткрылась на цепочке. В темноте замаячило бледное лицо Веселина.

— Что такое? Кто там? Что случилось?

— Привет! — сказал Алексей. — Это я.

— Простите? — вопросительно произнес Веселии. Сейчас скажет: «Не имею чести знать». Должно быть, и с налетчиками этот тип будет разговаривать с позиций врожденной культуры.

— Здесь находится мой друг Владислав Карпов, — пробормотал Алексей.

Послышался легкий полет каблучков по паркету.

— Ну, пусти же! Убирайся, Олежка! Чего ты испугался?

Когда же ты перестанешь заикаться, жалкая личность? Когда наконец ты сможешь спокойно смотреть в это лицо, спокойно брать эту руку, пожимать ее (лучше всего легковесно целовать) и говорить непринужденно что-нибудь, ну там: «Паду к ногам твоим, богиня» — или еще какую-нибудь пошлость?

— Привет! — хрипло сказал Алексей. — Это я.

— Алешка! Заходи же!

Удивительное самообладание. Легкий, веселый тон: встретила друга детства.

В темной передней он снял пальто, пошарил на шее шарф, усмехнулся. Вера зажгла свет, и он неожиданно увидел себя целиком отраженным в зеркале. Удовольствия это ему не доставило.

— Как я рада, Алешка, что ты вспомнил обо мне!

— Да? Я тоже рад, что ты рада. Владька здесь?

— Владька скис. Было весело, а сейчас все уже выдохлись, философствуют. Проходи же.

— Одну минуту.

Максим, холодея от ужаса, зашарил в карманах. Неужели потерял и это? Нет, вот он, подарок. И смех и грех.

— Вера и вы… мм… Олег, не знаю, как отчество…

Веселин сделал протестующий жест:

— Помилуйте, просто Олег.

— Ну, в общем, я извиняюсь за столь поздний визит, но я решил все-таки поздравить… Веру… и… вот ты, кажется… ну, помнишь… хотела иметь такую штуку.

— Алешка! Какая прелесть!

Вера подняла руки, притянула к себе голову Максимова и поцеловала его в щеку. Дружеский поцелуй, и только. Или слишком нежно для друга?

Вся мебель была сдвинута к стенам. В углу на полу стоял магнитофон.

выкрикивал низкий женский голос. На паркете прыгало несколько пар. Среди танцующих был и Владька. Он держал в объятиях худенькую девушку и смотрел на нее, как самоуверенный хищник. Увидев Максимова, он остановился, махнул рукой и крикнул:

— Эй, кого я вижу! Макс, друг мой, брат мой, усталый страдающий брат! — Он подвел к Алексею девушку, погладил ее по голове и проговорил:

— Видел ты в своей жизни что-нибудь подобное?

— Девушка, будьте бдительны, — сказал Алексей и пошел в соседнюю комнату, где собралась основная часть публики, вольно раскинувшаяся в креслах и на софе. Здесь были и знакомые лица: несколько аспирантов, преподаватели, какой-то известный актер. В центре в позе боевых петухов стояли Веселив и длинный гривастый субъект в мешковатом свитере.

— Чушь! — кричал Веселин. — Хулиганство! Никогда народ не примет такого искусства.

— Вы отрицаете эволюцию, прогресс и современность, — лениво прогудел гривастый субъект. — Живопись в наши дни должна приблизиться к музыке по эмоциональному воздействию на человека, должна стать вибрацией человеческого духа.

— Хорошо, а какая же это вибрация, когда на холст выливают ведро красок, а потом бегают по нему в сапогах?