Хуан Гойтисоло - Особые приметы

— Мало, — ответил человечек.

— Мы с товарищами искали электростанцию…

— Только время теряли. Нету.

— Нет электростанции?

— Нету. Собирались строить, да пришла война, и строительство забросили.

— Зачем же тогда водохранилище?

— Для орошения. Вся долина Сегуры поливается этой водой.

— Странно, что не используют силу воды, как на других водохранилищах, — сказал Антонио. — А вода всегда есть?

— Всегда. Зимой — побольше, летом — поменьше, больше или меньше, а всегда есть.

— Странно, — повторил Антонио.

— Никому нет до этого дела.

— В других местах специально строят водохранилища, — заметила Долорес.

— Да, но это строили не они. — Человечек отвел глаза.

— Не они?

— Не они. Это водохранилище построили во время Республики.

Наступило молчание. Сторож сосредоточенно курил и потом неопределенно показал в сторону плотины.

— Вы-то молоды, чтобы помнить, а вот я помню. — Он еще раньше, инстинктивно, повернулся к вам спиной и сейчас добавил: — Эта плотина стоила много крови.

— Во время войны?

— Во время войны, да и раньше… Вы бывали в Йесте?

— Как раз едем туда.

— Посмотреть на энсьерро? [35] Энсьерро — церемония загона с пастбища быков, предназначенных для участия в корриде.

— Мы не знали, что там это будет. Узнали только в Эльче. Совершенно случайно.

— Молодежь развлекается вовсю, — сказал человечек. — В наше-то время люди были из другого теста.

— А вы участвовали в войне? — спросила Долорес.

— И в войне и потом… Три года в окопах и четыре — в лагере.

— Как вы думаете, в Йесте мы сможем об этом узнать?

— О чем?

— О том, что случилось тут в тридцать шестом году.

Человек опустил руки в карманы и окинул взглядом пустынную плотину, заросшие густым лесом склоны гор.

— О быках и об энсьерро — все узнаете, что душе угодно… А вот о том — нет… Одни не скажут потому, что не знают, другие — потому, что боятся. Никто ни слова не скажет.

Новость долетела до самых дальних углов: в Йесте есть работа. Оповещенные родственниками и друзьями люди прибывали из Мадрида, Барселоны, Франции, Марокко. В вестях и письмах говорилось, что заработная плата там повышенная, а работой обеспечивают на много месяцев. После тоскливых лет скудости и нужды, казалось, вдруг открывалась новая эра прогресса и благополучия. Когда начались строительные работы на плотине, в городок вернулись около двух тысяч эмигрировавших оттуда жителей.

Инженеры и техники обегали весь район с чертежами, производили зондаж и брали пробы грунта, устраивали таинственные совещания с представителями городских властей. Поначалу люди, сплавлявшие лес по реке Сегуре, скептически наблюдали за группой горожан, которые, вооружившись теодолитами и новейшим планиметрическим инструментом, терпеливо измеряли ущелья и теснины в долине реки. Отгороженные от всего мира горами, жители этих глухих мест с детских лет научились с недоверием смотреть на посланников из столицы: на священников, судебных исполнителей, жандармов, сборщиков налогов. Какое им было дело до всех проектов, всех топографов? Вооруженные своими баграми, люди продолжали заниматься привычным делом, не трудясь даже разузнать о цели их приезда. Простой здравый смысл подсказывал им, что появление горожан не означает ничего хорошего. Может, они замышляли завладеть, как уже бывало, лесами и общинными землями? С падением короля ничего не изменилось. Центральная власть, как и прежде, проявлялась исключительно в форме брани и приказов, и, кто бы ни затевал тяжбу, всегда выходило так, что дело оборачивалось в пользу местных касиков.

Чем дальше подвигались планировочные работы, тем настойчивее распространялись благоприятные слухи теми, кто был посвящен в суть дела, и подозрительность местных жителей сменилась удивлением. Неужели после того, как столько веков они жили забытые богом, Республика вспомнила о них? В это было трудно поверить. Однако власти утверждали, что именно так оно и есть. И объясняли, что собираются запрудить воды Туса и Сегуры, с тем чтобы на время засухи обеспечить поливными водами сады Мурсии. Предприятие огромного национального значения и выгодное для всех. На время строительства безработица в Йесте исчезнет, и жизнь местного населения значительно улучшится.

Были сходки, собрания, дебаты, митинги. Плотогоны, сплавлявшие лес по реке, крестьяне, возделывавшие прибрежные земли, боязливо высказывали свои возражения правительственной комиссии. Это все были люди дикие и грубые — в большинстве своем неграмотные, — жившие на скалах в лачугах и горных хижинах, как и в ту пору, когда их предки из ордена Сантьяго защищали границы королевства от вторжения арабов. Лесорубы из Орсеры и Силеса, пасечники из Молиникоса и Риопара, угольщики из Летура и Бонанче, перегонщики розмарина из Хартоса — все они толпами спустились с гор и, молча теснясь в своих альпаргатах и шапках, холщовых штанах и рубахах перед членами комиссии, тянули руки и долго откашливались, когда наступал их черед задавать вопросы.