Олег Радзинский - Суринам

Илья сварил себе кофе в итальянской медной турке с надписью Magnificaffe и пошёл на террасу. Он сел за маленьким столиком в углу, рядом с цветами. Здесь, на специальной металлической подставке, стояли собачьи миски — одна с водой, другая пустая. Илья сменил мастифу воду и насыпал сухой корм из тяжёлого пакета в углу. Он огляделся и — с сожалением — не нашёл других причин отвлекаться от главных мыслей. Илья стал пить кофе и думать о будущем и о прошлом.

Его самолёт улетал через два дня. Можно было пойти в гостиницу, можно было остаться у Кассовского (Илья отметил, что сразу стал думать о Хасьенде как о доме Кассовского). Он решил остаться: была надежда, что появится кто-нибудь, кто всё объяснит. Кто-то, кто восстановит прежнюю жизнь и вернёт ему Адри. Втайне Илья понимал, что вернуться она может только сама.

Если Рутгелты были не Рутгелты, то кто они? Зачем, для чего они устроили весь этот спектакль с богатой креольской семьёй, живущей на трёх континентах? Что было им нужно от Ильи? Он знал, что у него нет ничего, что бы он мог им дать и что бы они не могли получить сами.

Он не мог понять, не мог даже отдалённо представить цель этого представления. Никакой корысти у Рутгелтов — Илья продолжал их так называть — быть не могло: у него не было ни денег, ни знаний, которыми он мог бы с ними поделиться. Они не производили впечатление душевнобольных; наоборот, разумные, серьёзные, интеллигентные люди. И Адри? Ведь она его любит. Тогда почему? Почему?

Ответов не было. Илья сварил ещё кофе и снова уселся в глубокое удобное кресло. Мастиф уже был на террасе и шумно, неаккуратно ел, порыкивая на Илью. Потом он полакал из миски с водой, лёг неподалёку и тут же заснул. Илья понял, что больше можно не бояться.

Он решил искупаться. В коридоре, по пути в свою комнату за плавками, Илья захотел ещё раз зайти в спальню Адри. Он тронул дверь: закрыто. Илья подёргал ручку: закрыто. Он проверил все комнаты на этаже; все спальни, кроме его комнаты, были заперты. Илья пошёл на третий этаж, где вчера встретил Кассовского. Он уже знал, что все комнаты там будут тоже закрыты, но упрямство заставило его подняться и методично подёргать все дверные ручки. Всего на третьем этаже было семь комнат.

Илья обошёл дом. Он подсчитал, что в доме двадцать девять комнат, включая кухню, и семнадцать из них заперли. На втором этаже была открыта только его спальня — единственная из всех, а также музыкальная комната и большая гостиная перед Семейной террасой. Весь первый этаж был открыт, кроме библиотеки. Об этом Илья пожалел больше всего.

Он вернулся к себе, надел плавки и пошёл к бассейну. На деревянных шезлонгах лежали толстые синие непромокаемые матрасы, в тон голубой воде. Илья постоял на трамплине, смотря в воду; он умел красиво прыгать и сейчас жалел, что было не для кого. Подумав, Илья всё-таки прыгнул, почти без плеска, и долго плыл под водой. Когда он вынырнул у дальнего края бассейна, его ждал мастиф.

Рядом с бассейном было небольшое здание, отделанное терракотовой плиткой, где хранились матрасы, шезлонги, были душ и холодильник. Во встроенных стенных шкафах Илья нашёл множество чистых сложенных полотенец. В холодильнике стояли бутылки с водой и лежало забытое кем-то яблоко. Илья взял одну бутылку и лёг на шезлонг.

Ему было решительно нечего делать. Он понимал, что Кассовский уехал, чтобы дать ему перегореть, охладиться; такой же тактикой пользовались следователи в КГБ. Иногда подследственного вдруг переставали водить на допросы, и он через пару дней начинал волноваться, томиться, придумывать всякие объяснения и — главное — ждать, ждать. Когда в конце концов его вызывали, тот был счастлив и готов рассказать многое, чтобы это томительное ожидание, эта неизвестность больше не повторились. Илья знал их тактику и знал, что она работает. «Поэтому он и библиотеку запер», — подумал Илья. Кассовский хотел истомить его бездействием, ожиданием. Но для чего? Для чего?

Он решил не мучить себя вопросами, на которые у него всё равно не было ответов. Нужно было сконцентрироваться на стратегии: если Кассовский его для чего-то выдерживает, значит, он вернётся. Значит, ему от Ильи что-то нужно. Значит, надо быть готовым к этому «что-то». То есть ко всему.

Оставалась проблема с Адри: почему она заодно с другими, против Ильи? Как многие мужчины, Илья был готов поверить во что угодно, но не в неискренность своей женщины. Он начал выдумывать объяснения: может быть, её прячут? Илья покачал головой: Адри не из тех, кого можно держать насильно, — себе дороже. Да и Рутгелты не казались ему способными на такое. Ответов не было, и Илья нырнул в воду, чтобы смыть с себя дурную бесконечность размышлений и липкую испарину дня.