Хулио Кортасар - Избранное

Приоткрылась дверь, и показалось лицо Лопеса, все в синяках. Клаудиа не удивилась, что он не постучал, она даже не обратила внимания на громкие голоса и крики женщин в коридоре. Она поманила его рукой, приглашая войти.

— Хорхе стало лучше, он спал почти два часа подряд. Но что с вами?…

— О, пустяки, — сказал Лопес, ощупывая челюсть. — Больно немного, когда разговариваешь, поэтому я буду немногословен. Я очень рад, что Хорхе лучше. Нашим друзьям наконец удалось послать телеграмму в Буэнос-Айрес.

— Какая нелепость, — сказала Клаудиа.

— Да, теперь это выглядит нелепо.

Клаудиа опустила голову.

— Словом, дело сделано, — сказал Лопес. — Хуже всего то, что пришлось стрелять, типы с кормы их не пропускали. Даже не верится, мы почти не знаем друг друга, двухдневная дружба, если, можно назвать это дружбой, и тем не менее…

— Что-то случилось с Габриэлем?

Вопрос прозвучал, скорее, как утверждение, и Лопес лишь молча посмотрел на нее. Клаудиа поднялась с открытым ртом. Подурневшая, почти смешная. Она сделала неверный шаг вперед, и ей пришлось схватиться за спинку кресла.

— Его отнесли в каюту, — сказал Лопес. — Давайте я побуду с Хорхе.

Рауль, дожидавшийся в коридоре, впустил Клаудиу и закрыл дверь. Револьвер в кармане начинал мешать ему; глупо было думать, что глициды предпримут ответные шаги. Так или иначе, на этом все должно кончиться, не на войне же они в конце концов. Ему хотелось пойти в правый коридор, туда, откуда доносились выкрики дона Гало и тирады доктора Рестелли, прерываемые воплями дам. «Бедняги, — подумал Рауль, — мы им испортили все путешествие…» Увидев Атилио, который робко заглянул в каюту Клаудии, Рауль последовал за ним. Во рту, как на рассвете, появился неприятный привкус. «Действительно ли то была пластинка Ивора Новелло?» — подумал он, отгоняя от себя образ Паулы, который вновь начал его преследовать. Смирившись, он прикрыл глаза и увидел ее такой, какой она пришла в каюту Медрано вслед за Лопесом: в пеньюаре, с красиво распущенными волосами, — такой, какой он привык любоваться по утрам.

— Наконец-то, наконец, — сказал Рауль.

Отворив дверь, он вошел. Атилио и Лопес тихо разговаривали, Персио дышал с каким-то присвистом, что очень вязалось со всем его обликом. Приложив палец к губам, к Раулю подошел Атилио.

— Малышу стало лучше, — пробормотал он. — Мать говорит, что у него нет жара. Отлично спал всю ночь.

— Чудесно, — сказал Лопес.

— А теперь я пойду к себе, немного потолкую с невестой и старухами, — сказал Пушок. — Ох и всполошились они, мама миа. И охота им кровь себе портить.

Рауль посмотрел вслед Пушку и сел рядом с Лопесом, который предложил ему сигарету. Не сговариваясь, они отодвинули кресла подальше от постели Хорхе и некоторое время курили молча. Рауль догадался, что Лопес благодарен ему за то, что он пришел и дает возможность выяснить отношения.

— Итак, — сказал Лопес отрывисто. — Во-первых, я считаю себя виновным в случившемся. Я знаю, что это глупо, такое могло случиться с любым, и все же я поступил плохо, оставив вас, когда вы… — У него пресекся голос, сделав над собой усилие, он проглотил слюну. — И во-вторых, я переспал с Паулой, — сказал он наконец, смотря на Рауля, вертевшего в пальцах сигарету.

— Первое — пустяки, — сказал Рауль. — Вы были не в состоянии продолжать вылазку, тем более что она не предвещала ни какой опасности. Что касается второго, то Паула, вероятно, сказала вам, что вы не обязаны давать мне никаких объяснений.

— Объяснений, конечно, — сказал Лопес смущенно. — И все же…

— Так или иначе, благодарю вас. С вашей стороны это очень мило.

— Мама, — позвал Хорхе. — Мама, ты где?

Персио встрепенулся и подскочил к постели Хорхе. Рауль и Лопес, не двигаясь, ожидали.

— Персио, — сказал Хорхе, приподнимаясь. — Знаешь, какой я видел сон? Что на планете шел снег. Правда, Персио, такой снег, такие хлопья, как… ну прямо как…

— Ты чувствуешь себя лучше? — спросил Персио, смотря на него и словно боясь приблизиться и разрушить это колдовство.

— Мне совсем хорошо, — сказал Хорхе. — Я хочу есть, че, пойди скажи маме, чтобы принесла мне кофе с молоком. Кто это там? А, как дела? А почему вы здесь?

— Просто так, — сказал Лопес. — Пришли проведать тебя.

— А что у тебя с носом, че? Ты упал?

— Нет, — ответил Лопес, поднимаясь. — Просто я очень сильно сморкнулся. Со мной часто так бывает. Всего хорошего, я еще приду проведать тебя.

Рауль вышел следом. Пора было спрятать куда-нибудь револьвер, который все сильнее оттягивал ему карман, и все же сначала он решил заглянуть на носовую палубу, уже залитую солнцем. Здесь никого не было, Рауль сел на ступеньку трапа и, прищурившись, окинул взглядом море и небо. От бессонной ночи, сигарет и выпитого виски, от сверкающего моря и ветра в лицо у него заболели глаза. Подождав, пока глаза привыкнут к свету, он подумал, что пора уже вернуться к действительности, если это будет возвращением к действительности. «Никаких анализов, дорогой, — приказал он себе. — Ванну, хорошую ванну в каюте, которая теперь будет только твоей, пока длится путешествие, и бог знает, сколько оно продлится, если я, конечно, не ошибаюсь». И лучше бы он не ошибался, иначе Медрано напрасно отдал свою жизнь. Ему теперь все равно: продолжится путешествие или закончится еще какой-нибудь историей; слишком сильно был обложен язык, чтобы сделать правильный вывод. Вот когда он проснется после того, как примет ванну, выпьет полный стакан впеки и проспит целый день, тогда он сможет что-то принять, а что-то отвергнуть. А теперь ему все безразлично: и рвота на полу, и выздоровление Хорхе, и даже три отверстия в штормовке. Он походил на игрока в покер, который нерешительно держит в руках всю колоду, но, когда он решится, если вообще решится, он выложит один за другим джокера, туза, даму и короля… Он глубоко вздохнул; море было какое-то сказочно синее, такой цвет он видел во сне, когда летал на странных прозрачных машинах, Он закрыл лицо руками и спросил себя, а жив ли он. Вероятно, все же жив, потому что заметил, как смолкли машины «Малькольма».