Хулио Кортасар - Избранное

— Я его видел, че, — пробормотал Хорхе немного обиженно. — Что тут, в конце, удивительного?

— Так нельзя сказать — в конце.

— Ну, в конце всего.

— И «в конце всего» тоже не говорят, — сказала Клаудиа, рассмеявшись. Но Медрано было не до смеха.

— Это уж слишком, — сказал он Клаудии, когда Персио увел Хорхе, чтобы поведать ему о тайнах волн. — Разве не дико, что нас поместили на небольшом участке, который мы называем крытой палубой, а на самом деле мы совершенно открыты? Не станете же вы утверждать, что эти жалкие парусиновые навесы, которые натянули финны, смогут защищать нас в случае непогоды. Словом, если пойдет дождь или повеет холодом в Магеллановом проливе, мы будем вынуждены целыми днями сидеть в баре или в каютах… Карамба, да это, скорее, какой-то военный транспорт или невольничий корабль. Надо быть Лусио, чтобы этого не видеть.

— Я согласна с вами, — сказала Клаудиа, подходя к борту. — Но, когда светит такое прелестное солнце, хотя Персио и утверждает, что там, в глубине, черным-черно, мы ни о чем не беспокоимся.

— Да, но это слишком похоже на то, что у нас делается повсюду, — сказал Медрано, понизив голос. — Со вчерашнего вечера у меня такое чувство, будто то, что происходит со мной, как бы это сказать, внутри меня, что ли, не отличается существенно от моего внешнего поведения. Я не могу это объяснить и боюсь прибегнуть к аналогиям, которыми так ловко оперирует Персио. Это немного…

— Немного вы и немного я, не так ли?

— Да, и немного все остальное, частица или элемент всего остального. Надо бы высказаться яснее, но я чувствую, что, если начну размышлять над этим, только потеряю нить… Все это так расплывчато и так неопределенно. Вот всего лишь минуту назад я превосходно чувствовал себя (среди этого незатейливого общества, как говорил один комик по радио). Но стоило Хорхе рассказать, будто он видел глицида на капитанском мостике, и все пошло к черту. Какая может быть связь между этим и?… Но, Клаудиа, я задаю всего лишь риторический вопрос. Я догадываюсь, какая, вернее, никакой связи нет, ибо все это одно и то же.

— Среди незатейливого общества, — сказала Клаудиа, беря его под руку и незаметно привлекая к себе. — Ах, мой бедный Габриэль, со вчерашнего дня вы только и знаете, что портите себе кровь. Но не для этого же вы сели на «Малькольм».

— Нет, конечно, — сказал Медрано, благодарно отвечая на легкое пожатие ее руки. — Конечно, не для этого.

— Янцен? — спросил Рауль.

— Нет, Колосс, — ответил Лопес, и оба расхохотались.

Рауля позабавило, что он застал Лопеса в коридоре правого борта, совсем не там, где была его каюта. «Кружит здесь, бедняга, караулит, не встретится ли случайно, и т. д. и т. п. О влюбленный страж, pervigilium veneris [114] Всенощная Венеры (лат.). . Сей юноша достоин купальных трусов получше…»

— Подождите минуточку, — сказал он, не зная, стоит ли ему хвалить себя за такое сострадание. — Мой атомный вихрь собирался пойти вместе со мной, но, наверное, отыскивает свою губную помаду или тапочки.

— Хорошо, — сказал Лопес с наигранным безразличием. Прислонясь к стене коридора, они продолжали болтать.

Мимо, тоже в купальном костюме, прошел Лусио; поздоровавшись с ними, он скрылся вдали.

— Как у вас настроение, не желаете ли снова пометать копья и бросить в атаку штурмовые отряды? — спросил Рауль.

— Не слишком боевое, че, особенно после ночного фиаско… Но, думаю, все же необходимо продолжать военные действия. Если только этот юный Трехо не опередит нас…

— Сомневаюсь, — сказал Рауль, посмотрев на него исподтишка. — Если в каждом походе он будет напиваться, как вчера… Незакаленным душам нельзя спускаться в кузню Плутона, так гласит мифология.

— Бедный малый, наверняка он хотел отплатить нам.

— Отплатить?

— Да, мы же не взяли его вчера с собой, и это, видимо, ему не понравилось. Я его немножко знаю, ведь я преподаю в его колледже; характер у него не из легких. В этом возрасте все хотят быть взрослыми, и они правы, только среда и обстоятельства часто играют с, ними злую шутку.

«Какого дьявола ты мне толкуешь о нем? — спрашивал себя Рауль, понимающе поддакивая Лопесу. — У тебя отличный нюх, приятель, все насквозь видишь, и вдобавок ты мировой парень». Он торжественно поклонился Пауле, выходившей из каюты, и снова посмотрел на Лопеса, который неловко чувствовал себя в купальных трусах. Паула была в черном купальнике, довольно строгом, в отличие от бикини, в котором она красовалась накануне.