Пол Боулз - Пусть льет

— Мне тоже не нужно, — сказал Даер. Ему было не очень хорошо и хотелось виски.

— Мистер Даер на днях принесет вам небольшой подарок, — сказал мистер Эшком-Дэнверз. — Он понимает, что отдать его должен только вам, и никому другому.

Мистер Бензекри серьезно кивнул, глядя в свой пивной стакан. Затем поднял голову и грустно посмотрел с минуту на Даера.

— Хорошо, — сказал он, как будто на этом дело и заканчивалось.

— Я знаю, вы спешите, — сказал Даеру мистер Эшком-Дэнверз. — Поэтому, если вам нужно по делам, идите. И большое спасибо. Я вернусь через несколько недель.

Даер пожелал доброго вечера. Через Соко-Чико и вверх по узкой улице он пробирался с трудом; все двигались ему навстречу. «Мое новое место в жизни: мальчик на побегушках», — думал он со скупой внутренней усмешкой. Мистер Эшком-Дэнверз ему не особо понравился: вел тот себя в точности так, будто платил ему за службу. Не то чтоб он ожидал уплаты, но все равно — главная причина, по которой человек не желает, чтобы ему за такое платили, в том, чтобы не оказываться в подчиненном положении. А он в нем оказался и так.

Уилкокс был нетерпелив, когда он вернулся в контору.

— Что-то вы долго, — сказал он.

— Знаю. Он меня заставил пойти с ним и познакомиться с каким-то другим парнем из банка.

— Бензекри.

— Да.

— Вам не нужно было с ним знакомиться. Эшком-Дэнверз — суетливый старый хрыч. Закроете хорошенько окно, запрете дверь, а свет погасите. Побудьте здесь до половины седьмого. — Уилкокс надел пальто. — Утром зайдете в «Атлантиду» часов в девять, и я дам вам адрес, где делают ключи. Если кто-то будет звонить, скажете, что мне пришлось отлучиться и я перезвоню завтра. До встречи.

Дверь закрылась. Даер сидел, оглядывая комнату. Он встал и немного порассматривал карты, поискал в прихожей журналы и не нашел, затем вернулся и снова сел за стол. Буйное нетерпение не давало ему чувствовать себя в комнате уединенно — ему хотелось лишь поскорее выйти отсюда. «Это не то», — машинально твердил он себе; на самом деле он не сидел один в комнате, потому что не верил, что когда-нибудь станет тут работать. Он не мог представить, как изо дня в день сидит в этой непроветриваемой коробке, делая вид, будто занимается несуществующими делами. В Нью-Йорке он воображал нечто настолько иное, что теперь совсем забыл, каким оно будет. Он спросил себя, хотел бы он, зная заранее, каким оно станет, приехать, и решил, что приехал бы все равно, несмотря на глубокую апатию, которую в нем вызывала мысль о работе. Кроме того, работа была слишком химерична и нелепа, это ненадолго. Когда она прекратится, он будет свободен. Он фыркнул, слабо. Свободен, вероятно — с сотней долларов между ним и голодом. Мысль не была приятной: от нее он весь напрягся. Даер прислушался. Поверх шума, издаваемого автомобильными гудками снаружи, тихо шелестел падающий дождь.

Он заглянул в верхний ящик, не будет ли там листка бумаги, нашел и принялся печатать письмо. Листок был с шапкой: «ТУРИСТСКИЕ УСЛУГИ. ЕВРОПА — АФРИКА». «Дорогая мама: Просто записка. Прибыл вчера вечером, жив-здоров». Ему захотелось прибавить: но ощущение такое, будто я тут уже месяц; однако она не поймет, решит, что он несчастен. «Переезд сюда прошел прекрасно. У нас была довольно ровная погода всю дорогу, и меня вовсе не укачивало, что бы ты ни говорила. Итальянцы оказались не так уж плохи». Родители пришли его проводить и расстроились, узнав, что ему придется жить в каюте с двумя итальянцами. «Как видишь, я пишу это из конторы. Джек Уилкокс уже ушел, и я остался за главного». Он миг подумал, не глупо ли выглядит выражение «за главного», и решил оставить. «Надеюсь, ты не будешь за меня волноваться, потому что причин этому нет. Климат здесь вообще не тропический. На самом деле тут довольно прохладно. Город вроде бы чистый, хоть и не очень современный». Он прекратил печатать и уставился на карту Африки перед собой, вспоминая сумасшедший подъем по темным переулкам с марокканцем по пути к бару. Затем он увидел лицо Хадижи и нахмурился. Он не мог позволить себе думать о ней, пока писал матери; в этом была чудовищная неверность. Но воспоминание, вместе с другими, поярче, упорствовало. Он откинулся на спинку и закурил сигарету, раздумывая, сможет ли найти ее бар самостоятельно, если ему захочется вернуться. Даже если б мог, Даер чувствовал, что мысль это скверная. У него с Хадижей назначено свидание в парке Эспинель утром в воскресенье, и лучше всего оставить все как есть; ей может не понравиться, если он попробует увидеться с ней раньше. Он бросил попытку закончить письмо, вытащил лист из машинки, сложил его и сунул в карман, чтобы дописать назавтра. Зазвонил телефон. Англичанку не интересовало, есть мистер Уилкокс на месте или нет, она хотела бронь, одноместный с ванной, в отеле «Балима» в Рабате с четырнадцатого по семнадцатое. Кроме того, ей нужен билет на самолет в оба конца, но это, она осмеливалась предполагать, может и подождать. Номер же следует забронировать немедля, и она на это рассчитывает. Когда она повесила трубку, он все записал и принялся изучать кипу бумаг, помеченных: «Отели — Французская зона». В шесть десять телефон зазвонил опять. То был Уилкокс. «Проверяет меня», — возмущенно подумал Даер, заслышав его голос. Уилкокс желал знать, не заходил ли кто.