— Да уж, это не ее дело. А в чем причина?
— Вот и ты. Потому что у нее разные глаза, один — темно-карий, другой — голубой.
— Она это знает?
— Как же она может не знать, если это ее глаза?
— Нет, я про дочь.
— А должна знать обязательно? Я должен объяснять такие вещи? Ты это серьезно, Марина?
— Наверное, не должен… Но ты так рассказываешь…
— Чай покупаю в пакетиках… Уже говорил… Ем быстро… Да… Почему не другой, а такой… Со своими почему не борюсь недостатками…
— Слушай, не верю! Неужели она такой мозгоклюй?
— Это я мозгоклюй! По определению! Это она меня мозгоклюем считает! Знаешь, она меня стесняется. Она считает, что она дочь неудачника.
— Она так сказала?
— Нет, я сам знаю. Я знаю, что она так думает.
— Может, ты сам так думаешь — о себе?
— А с чего бы мне так думать? Я вообще об этом не думаю. Я только не хочу, чтобы она неудачницей была. А все к этому идет.
— Куда идет? Ей восемнадцать лет.
— Девятнадцать через неделю. Нет, Марина, ты ее не знаешь, она запрограммировала неудачницей себя — по жизни быть неудачницей. Университет она, не успела поступить — уже бросает, и здесь я бессилен. Практически бросила уже.
— А что так?
— Мне назло. Она все делает мне назло.
— Значит, ты в ее жизни занимаешь существенное место.
— Да — потому что мешаю ей жить.
— Так не мешай!
— А где я мешаю? Где?
— Откуда я знаю, где? Может, ты ее действительно достал своим занудством? Конечно, достал!.. Вы все такие!.. У нее кто-нибудь есть?
— Хороший вопрос. Кажется, есть. И насколько я понимаю, он женат.
— «Кажется», «насколько я понимаю»…
— Ну ведь она же мне не говорит ничего. Только смеется. Я что — против? Ей жить. Я одного не принимаю — неопределенности. Она знает, что я терпеть не могу неопределенности, что меня неопределенность изматывает, и нарочно так… Мне кажется, что нарочно…
— Я не поняла, вы вместе живете? Или она от тебя в отдельности?
— Скорее вместе, чем отдельно.
— Ну так разъехались бы, разменялись. Что-то мешает?
— Да ничего не мешает… Только как это? Надо заниматься этим кому-то…
— Естественно. А он? Он-то что?
— А что он? Он ничего. Хуже — другое. Насколько я понимаю, он, мягко говоря, недоумок, бестолочь. Рано или поздно такого охламона жена от себя прогонит, и тогда моя дочь будет с ним уже без всяких двусмысленностей…
— Может, ты ревнуешь?
— Я тебя умоляю.
— Ну, как-нибудь по-отцовски?
— Марина, что ты говоришь? Она взрослый человек. У нее любовь. У нее своя комната. Я толерантен. Я не деспот. Но у меня может быть свое мнение. Которое, кстати, я не тороплюсь высказывать. Она и сама знает, что я думаю. И потом… Мне кажется, Маринушка, она думает, что я виноват в гибели Нины.
— Но ты ни в чем не виноват.
— Но мне кажется, что она считает меня виновником гибели ее матери, моей жены…
— Да мало ли что тебе кажется! Как ты можешь знать, что она думает?! Слушай, ты просто на себе зациклен. Ты же молодой отец, а как старый пень рассуждаешь…
— «Молодой отец», — усмехается Капитонов.
— А что, не молодой?
— Ну спасибо.
— Да пожалуйста. Я просто не понимаю, ты же психолог.
— Я психолог?
— Числа отгадываешь и не психолог?
— Только двузначные.
— И не психолог?
— Это не психология.
— А что? Арифметика?
— Никакая не арифметика.
— Телепатия? Так, что ли?
— Я не знаю что. Просто у меня получается. А как — не знаю.
— Но тогда ты должен знать, что о тебе думают другие. А ты ничего не знаешь, тебе только кажется. Странно. Мне вот кажется, что все, что тебе кажется, это ты сам накручиваешь.
— Я не собирался в Питер, у меня было приглашение на конференцию, но я решил не ездить, а потом, как Лев Толстой, — после вчерашнего… Ушел. Дверью хлопнул.
— Он дверью не хлопал. А что было вчера?
— Вчера мы поругались, я плюнул и поехал. То есть мы не ругались. Она меня просто послала.
— На конференцию.
— Можно и так сказать.
— Поздравляю. Боюсь, вы друг друга стоите.
— Я сказал ей, что после того как у нас не стало Нины, она взялась ее пародировать. И что не надо этого делать — пародировать покойную мать.
Я сказал, и она меня послала. По-моему, это не правильно.
— Не надо было говорить.
— Посылать тоже не надо.
Марина пожимает плечами.
— Мой любит щеголять поговорками. Он бы сказал: в каждой избушке свои погремушки.
— Ну, давай за избушки. Твоя вон какая хорошая. А за погремушки не будем.
Чок по форме звонким «дзинь» получился.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу