- Нет, нет, - быстро пошла я на попятную. - Просто, эм, у меня на какой-то момент... эм... Уверена, что я просто нервничаю, как ты и сказал. Не бери в голову. Скоро буду.
- Повеселись, Фрэнни, правда. Это всего лишь одно прослушивание.
Я сидела в поезде D, который идёт через Бруклинский мост, прокручивая в голове свои реплики. По крайней мере, я думала, что прокручиваю их в голове, пока не услышала сама себя.
- О! - сказала я слишком громко, и девушка напротив оторвалась от книги и посмотрела на меня, с интересом, словно ей нравилось представление какого невменяемого чтеца в метро, и она ждала, что я скажу больше.
Я перечитывала страницы снова и снова, стараясь заставить звучать реплики более реалистично. Но сценарий был таким нелепым. Все эти «извинения», а речь, информирующая о прошлом героини. Никто не говорит так. Я пыталась представить, что бы сказал Ставрос: быть правдоподобной, говорить то, что думаешь и думать то, что говоришь, не игнорируй заданные условия. Мне просто нужно использовать то, чему я научилась на курсах, и всё будет в порядке.
Заданные условия: брошенный ребёнок возвращается, чтобы увидеть своего отца. Она стала успешной, но оставалась в стороне всё это время. Почему?
Ставрос всегда говорит нам, когда мы анализируем сценарий, спрашивать: Почему этот день отличается от других? Почему она выбрала сегодняшний день, чтобы появиться?
Не знаю. У меня недостаточно информации. На курсах в нашем распоряжении вся пьеса, а не одна единственная сцена, и мы учим её неделями. Мы читаем, что другие люди пишут о ней, мы обсуждаем, как режиссёры и актёры интерпретировали материал. Как мне сделать всё это с четырьмя страницами за двадцати пятиминутную поездку в метро?
С другой стороны за последние несколько недель я достаточно видела этого шоу, чтобы владеть необходимой информацией. Я знаю героиню, с которой она разговаривает. Я знаю мир, в котором они живут. Хоть Аркадия и новенькая в городе. Никто в сериале до этого не говорил о ней. Анджела Барт недавно думала, что у неё рак, который оказался кислотным рефлюксом, а также она занималась разнообразной социальной и благотворительной работой лишь потому, что планировала баллотироваться на пост мэра и присвоит фонды избирательной кампании, чтобы заплатить за «омолаживающие таблетки», которые получила нелегальным способом из Гуамы. Я знаю кучу вещей об её мире, но ничего из этого не поможет мне сыграть Аркадию.
А ещё нужно плакать. До этого я никогда не плакала на прослушиваниях, не говоря уже о рыдании, как было сказано в ремарке. На курсах я могла пустить одну-две слезинки, но даже не могла представить, как буду заливаться слезами в комнате для прослушивания. Мне придётся играть настолько захватывающе и увлекательно, чтобы специалисты по подбору актёров не заметили. Ставрос всегда говорил: «Делайте всё по-своему». Правильно! Так я и сделаю. Я покажу им свою собственную Аркадию. Я буду Аркадией, которая впервые приезжает домой, которую ранили, разозлили и выбросили, которая по какой-то причине выбрала именно этот день, чтобы появиться в городе, и которая сможет обойтись без слёз.
К тому времени, когда я зарегистрировалась у охранника в холле (имя, к кому, этаж, время) и получила бейджик (Фрэнсис Бэнкс – Посетитель, Кастинг «Джеф и Джеф», 34 этаж) я была счастлива. Я убедила себя, что очень хорошо знаю Аркадию Слоун, словно она реальная личность. Я отодвинула подальше такие досадные обстоятельства реальности, как, например, она узнала, кто был её настоящим отцом, живя на изолированной ферме в Вермонте, как она смогла спастись в воде, когда ей было всего восемь месяцев отроду, и зачем кому-то покупать нижнее бельё, которое называется «Плач». Я Аркадия. И я вполне в себе уверена.
По пути наверх я поняла, что забыла сменить мартинсы. Лифт был почти полным, поэтому я забилась в угол, чтобы не ударить никого, пока буду переобуваться. Когда я подняла глаза, лифт был уже на тридцатых этажах, следующая остановка была на тридцать четвёртом. Я только-только впихнула левую ногу в туфлю на каблуке, одновременно засовывая коренастые мартинсы в сумку, как двери открылись. Я выбралась из лифта, едва не падая. Мне нужно было надеть туфли на улице и пройти квартал, чтобы привыкнуть к ним, но уже слишком поздно об этом волноваться.
Шахта лифта разделяла здание на два крыла: слева гигантская дверь из матового стекла с блестящей табличкой «Саншайн Продакшн». Справа ещё одна гигантская дверь, к которой прикреплён тетрадный лист. На листе была маркером изображена жирная стрелка и внизу написано: «Кастинг». Наверное, это то самое место.
Читать дальше