Лиана Мориарти - Большая маленькая ложь

Расскажет ли она ему когда-нибудь правду? Помнишь, как в детстве ты ходил на свои первые похороны? Но он будет пытаться придать всему какой-то смысл. Будет доискиваться до смысла, которого, как поняла наконец Джейн, там не было. Последние пять лет она бесплодно доискивалась до смысла отвратительного пьяного акта измены и не находила его.

Церковь была забита сраженными горем родственниками Перри. Сестра Перри (тетя Зигги, как сказала про себя Джейн, усаживаясь вместе с другими родителями, мало знакомыми с Перри, в задней части церкви) сделала небольшой фильм о Перри, чтобы почтить его память.

Он был настолько профессионально сделан, что казался настоящим художественным фильмом, в котором жизнь Перри представлялась более интересной, богатой и значительной, чем обычная жизнь людей. Там были четкие снимки круглолицего светловолосого младенца, пухлого мальчугана, неожиданно красивого подростка, сногсшибательного жениха, целующего сногсшибательную невесту, гордого новоявленного отца, который держит близнецов на руках. Были видеоклипы, в которых он исполняет рэп с близнецами, задувает свечи, спускается с горы на лыжах вместе с сыновьями, держа их за руки.

Для достижения максимального эмоционального воздействия красивый саундтрек был идеально синхронизирован с видеорядом, и к концу просмотра даже те родители, которые едва знали Перри, открыто рыдали, а один мужчина случайно зааплодировал.

Со дня похорон Джейн все время вспоминала этот фильм. Он казался бесспорным доказательством того, что Перри был хорошим человеком. Хорошим мужем и отцом. Ее воспоминания о нем в гостиничном номере и на балконе школы — жестокость, которую он подчас проявлял в отношении Селесты, — казались необоснованными и маловероятными. Мужчина с двумя малышами на коленях, смеющийся в замедленной съемке над чем-то за кадром, не мог совершать подобные вещи.

Она пыталась уверить себя в том, что ее воспоминания о Перри бессмысленные и мелочные, едва ли не предвзятые. Лучше уж вспоминать этот прелестный фильм.

Джейн не видела, чтобы Селеста плакала на похоронах. У подруги были красные опухшие глаза, но она не плакала. Казалось, она стискивает зубы, словно ожидая, когда минует какая-то ужасная боль. Лишь единственный раз, похоже, Селеста была готова разрыдаться, — это когда у церкви успокаивала высокого красивого мужчину, который едва держался на ногах от горя.

Джейн показалось, она услышала, что Селеста, беря его за руку, говорит: «Ох, Саксон», но, возможно, это ей померещилось.

— А ты собираешься с ней поговорить? — спросил Том, когда они поднялись по лестнице.

— С Селестой? — уточнила Джейн.

Они давно серьезно не разговаривали. У Селесты жила ее мать, помогая с мальчиками. К тому же Джейн знала, что родственники Перри также отнимают у нее много времени. Джейн чувствовала, что они с Селестой так и не смогут поговорить о Перри. С одной стороны, можно было о многом поговорить, а с другой — не о чем. Мадлен сказала, что Селеста переезжает в квартиру на Макмахонс-Пойнт. Большой красивый дом будет выставлен на продажу.

— Не с Селестой. — Том как-то странно посмотрел на нее. — С той журналисткой.

— А-а, — протянула Джейн. — Господи, нет! Не говорила и не собираюсь. Эд посоветовал, когда она позвонит, ответить: «Нет, спасибо» — твердым вежливым тоном и быстро повесить трубку, как мы делаем с телемаркетером. Он сказал, у людей бытует странное представление, что они обязаны разговаривать с журналистами, но это не так. Это же не полиция.

У Джейн не было желания разговаривать с журналисткой. Слишком много секретов. При одной мысли о беседе с полицейским в госпитале у нее перехватывало дыхание. Слава богу, Бонни решила признаться.

— Ты нормально себя чувствуешь? — Том остановился и положил руку ей на плечо. — Я не слишком быстро иду?

— Все в порядке. Немного не в форме.

— Мы вернем тебя в нормальную физическую форму.

Она ткнула его пальцем в грудь:

— Заткнись.

Кем они теперь были? Очень близкими друзьями, почти братом и сестрой? Флиртующей парой, понимающей, что дело дальше не пойдет? Она действительно не знала. Их взаимное притяжение на вечере викторин было как крошечный чудесный цветок, нуждающийся в бережном уходе или, по меньшей мере, в пьяном первом поцелуе у стены на школьной парковке. Но потом случилось все это. Маленький росток был растоптан большим черным сапогом: смерть, и кровь, и сломанные кости, и полиция, и история про отца Зигги, которую она не успела ему рассказать. Казалось, им не вернуться на счастливую стезю. Они потеряли ритм.