Лиана Мориарти: Верные, безумные, виновные

Liane Moriarty

Truly, madly, guilty

Copyright © Liane Moriarty, 2016

All rights reserved

© И. Иванченко, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство Иностранка ®

– Эта история начинается с барбекю, – сказала Клементина. Микрофон усиливал и смягчал ее голос, придавая ему выразительность, как бывает с портретом после фотошопа. – Обыкновенное барбекю для соседей на обыкновенном заднем дворе.

Ну, не такой уж обыкновенный тот задний двор, подумала Эрика. Она скрестила ноги и фыркнула. Никто не назвал бы задний двор Вида обыкновенным.

Эрика устроилась в середине последнего ряда зала собраний, примыкавшего к стильно обновленной библиотеке пригорода в сорока пяти минутах езды от города, а не в получасе, как утверждал служащий таксопарка – уж он-то должен был знать.

В зале сидело, может быть, человек двадцать, хотя имелись складные стулья еще для пары десятков. Бóльшую часть аудитории составляли пожилые люди с оживленными, заинтересованными лицами. Это были осведомленные граждане старшего возраста, пришедшие на собрание общины в это дождливое утро (когда же закончится дождь?), чтобы узнать что-то новое, увлекательное. Им хотелось рассказать детям и внукам о том, что видели сегодня выступление необычайно интересной женщины.

Перед встречей Эрика прочитала на сайте библиотеки описание выступления Клементины. Это была короткая и не слишком информативная аннотация: «С вами поделится своей историей „Один обыкновенный день“ известная виолончелистка, мама из Сиднея Клементина Харт».

Клементина действительно известная виолончелистка? Верится с трудом.

Пятидолларовая плата за нынешнее мероприятие включала в себя лекции двух приглашенных ораторов, восхитительный домашний утренний чай и шанс выиграть в лотерее. Выступающий после Клементины намеревался говорить о спорном муниципальном плане реконструкции местного бассейна. До Эрики доносилось тихое позвякивание где-то неподалеку чашек и блюдец, расставляемых для утреннего чая. Лотерейный билет из тонкой бумаги она держала на коленях, опасаясь, что не сможет сразу отыскать его в сумке, когда лотерея начнется. Голубой, под номером Е 24. Непохоже, что он выиграет.

Сидящая прямо перед Эрикой дама с заинтересованным видом наклонила седую кудрявую голову, как будто была заранее готова согласиться со всем, что скажет Клементина. Из-за ворота ее блузки высовывался ярлык. Размер двенадцать. Эрика протянула руку и засунула ярлык внутрь.

Дама повернула голову.

– Ярлык, – прошептала Эрика.

Дама улыбнулась, и Эрика заметила, как розовеет ее шея сзади. У сидящего рядом более молодого мужчины, на вид лет сорока, – возможно, ее сына – на загорелой шее сзади была сделана татуировка в виде штрихкода, словно он продукт из супермаркета. Предполагалось, что это смешно? Иронично? Символично? Эрику так и подмывало сказать ему, что это глупо.

– Был обыкновенный воскресный день, – начала Клементина.

Что она так напирает на слово «обыкновенный»? Вероятно, Клементине хотелось казаться ближе к этим обыкновенным людям из обыкновенных дальних предместий. Эрика вообразила, как Клементина сидит за маленьким обеденным столом или, быть может, за потертым антикварным письменным столом Сэма в своем доме, обставленном в стиле шебби-шик и с видом на воду, как она сочиняет речь для выступления перед общиной, грызя кончик ручки, перекидывая через плечо пышные темные волосы и чувственным движением самодовольно поглаживая их, словно она Рапунцель. А про себя думает: обыкновенный.

Право, Клементина, как сделать так, чтобы обыкновенные люди поняли?

– Было начало зимы. Холодный, сумрачный день…

Какого черта? Эрика заерзала в кресле. День был прекрасный. «Изумительный», как выразился Вид.

Или, возможно, «великолепный». Во всяком случае, что-то в этом роде.

– Мороз просто обжигал, – продолжала Клементина, театрально поежившись, в чем не было никакой нужды.

В зале было настолько тепло, что мужчина в нескольких рядах впереди от Эрики, похоже, задремал. Вытянув ноги перед собой и уютно сложив руки на животе, он откинул голову назад, словно лежал на невидимой подушке. Он жив вообще?

Возможно, день барбекю и был прохладным, но уж точно не сумрачным. Эрика понимала, насколько ненадежны мнения очевидцев. Люди полагают, что просто нажимают на клавишу перемотки миниатюрного магнитофона, установленного у них в голове, в то время как фактически конструируют свои воспоминания. Сочиняют собственные истории. Так что в памяти Клементины день барбекю остался холодным и сумрачным. Но она ошибается. Эрика помнит (именно помнит, а не выдумывает), как в день барбекю Вид наклонился к окну ее машины со словами: