Арнольд Цвейг - Спор об унтере Грише

Телеграфист Маннинг, в данный момент дежурный на приемочной станции, очень увлекается сестрой Барб, Она тоже благоволит к способному берлинскому коммерсанту, который, несмотря на свой вызывающий тон, искренне предан ей.

Его ухаживание забавляет ее, напоминает о столичной жизни, красочным пятном выделяется на фоне унылой жизни Мервинска.

Кроме того, он постоянно враждует со своим начальством, на нем слишком безукоризненный мундир, слишком изысканная фуражка, и иной вице-фельдфебель в полумраке принимает его за офицера и соответственно приветствует его. Он неизменно поверяет все свои приключения сестре Барб, а это вносит ноту веселья в атмосферу ужасного тифозного барака, где несчастные солдаты, инородцы, вкрапленные в австрийские войска, лежат в бреду, мучаются, выздоравливают, умирают.

В данный момент это большей частью чехи, но по языку их едва можно отличить, выдает их только внешность — светло-русые волосы, славянские скулы и носы…

Телеграфисту унтер-офицеру Маннингу очень хорошо известно дело Бьюшева. Ему также известно, что его превосходительство фон Лихов уехал в отпуск, и поэтому он испытывает некоторый испуг, у него начинает сосать под ложечкой, когда в четыре часа поступает телеграмма из Бреста, подписанная генерал-квартирмейстером. На его обязанности — препроводить документ, согласно правил, по назначению. Он знает: через три четверти часа телеграмма будет в комендатуре.

В передней несколько товарищей — по-видимому, у них перерыв в работе — спорят о пользе военных корреспондентов. Лично обработав поступившую телеграмму, Маннинг вскакивает, открывает дверь и обращается к своему коллеге и приятелю Шаубе:

— Поработай за меня — мне надо отлучиться.

— Каждому из нас охота отлучиться, — отвечает Шаубе, но тут же надевает слуховые трубки на уши.

А некто исчезает в телефонной будке. Все уже знают, с кем желает разговаривать. Маннинг, когда вызывает полевой лазарет.

— Сестра Барб занята, — отвечают ему, — к телефону подойдет сестра Софи. (Сестра Барб в это время сидит у постели Ярослава Вибираля, портновского подмастерья из Праги, и держит в руках шприц с морфием. Этих несчастных ребят опять слишком поздно доставили в лазарет. Очень плохие дороги.)

Маннинг ждет, кусая от нетерпения губы, с папиросой в худой, украшенной браслетами руке, впопыхах он забыл захватить зажигалку.

— У телефона сестра Софи, — раздается голос.

— Тут у телефона некто, — он не называет себя по имени. — Слушайте внимательно, сестра. Через какой-нибудь час в комендатуру поступит бумажонка, подписанная крупной фирмой, с приказом через двадцать четыре часа доложить о расстреле небезызвестного Бьюшева. Понимаете, сестра Софи?

С другого конца — аппарат стоит в секретариате, во втором этаже — отвечают:

— Поняла!

И по звуку голоса сестры Софи можно судить о том, что она хорошо поняла. Она тоже достаточно владеет собою, чтобы не называть никаких имен.

— Это известие, — продолжает Маннинг, — небезразлично кое для кого, ибо его превосходительство ведь в отпуску.

— Я передам, — доносится оттуда неожиданно веселый голос.

«Наверно, кто-то вошел в комнату, — догадывается Маннинг, — или дежурная сестра подслушивает».

— Нельзя ли пригласить и писаря Бертина? — продолжает Софи.

— Удачная мысль, — хвалит Маннинг и слышит, как Софи непринужденно смеется. — Очаровательный смех, — говорит он, — кланяйтесь Барб, мне надо вернуться к моему аппарату, до свидания.

«Мог бы сказать „сестре Барб“», — думает Софи, но эта мысль мелькает где-то в стороне. Софи ошеломлена непонятной и поэтому особенно пугающей новостью.

Взбегая по лестнице, она чувствует, как ею властно овладевает сознание ответственности. Точно кто-то приказывает ей: действуй! Где-то, в клетках тканей и душевном опыте этой нежной, светлой девушки хранятся черты, выработанные поколениями офицеров, людей, привыкших распоряжаться. Уже по пути в лазарет она соображает, что ей нужно делать.

Поэтому она поворачивает обратно, бежит вниз по лестнице, по коридору, за угол и останавливается перед кабинетом всесильного главного хирурга, который в это время обходит больных.

Конечно, сюда вход воспрещен: сначала надо доложить о себе через две-три промежуточные инстанции. Однако сестра Софи просто нажимает ручку двери, дверь заперта, но в — ней торчит ключ, и сестра Софи смело отпирает ее. Затем откидывает тяжелую портьеру в соседнюю комнату. Здесь ее может застигнуть главный хирург или старший ассистент.