Бабка продолжает покачивать головой. Она словно обессилена от презрения.
— Ну, ладно! — наконец говорит она, откашлявшись. — Теперь я спокойна. О-го! Дьявол, значит, опять себя показал! То-то мне было не по себе, будто мир перевернулся с тех пор, как ты появился в лесу. Такое наступило спокойное житье, будто дьявол расселся там наверху, в креслах у господа бога. Ловко же он это сделал, хитро закинул петлю, заманил тебя в ловушку, да еще я помогла. Плюй мне в лицо! Рви волосы на голове! Нет, лучше не трогай — еще повредишь маленькому в моей утробе.
— Тише, тише, — с чувством превосходства и с какой-то важностью говорит Гриша. — Не кричи ты, как кошка в мешке, незачем беситься. Умру завтра — и дело с концом. Или послезавтра. Чем скорее, тем лучше. — Надоело мне все это, — закончил он без особой силы, но с такой искренностью, которая испугала Бабку. — Будь что будет, — добавил он, вытянулся во всю длину на нарах, положив руки под голову, и взглянул наверх, на окно, Намочи полотенце и положи мне на голову, — попросил он устало. — Помирать собираюсь, а боль терпеть не хочется.
Бабка поспешила исполнить его просьбу. Она намочила и выжала полотенце, и он с удовольствием почувствовал холодное прикосновение к затылку и усталому лбу. Она придвинула ведро и, усевшись на нем, стала уговаривать его бросить все эти мысли о смерти.
Но он попросил дать ему поспать, а если не спать, то просто лежать и… дивиться.
— Вот, — он поднял палец к окну странным, испугавшим ее жестом, — снова блеснула зарница, тишина, так хорошо сейчас думать и дивиться про себя.
— Не иначе, как они подсунули тебе какое-то зелье! Ты не хочешь отбиваться, не хочешь собраться с силами!
Гриша возражает: уж не думает ли она, что он считает все конченным? Ничуть не бывало. Здешний генерал и его люди не дадут его погубить. Нет, этому не бывать. Есть еще люди, которые верят ему и которые понимают разницу между Папроткиным и Бьюшевым.
— Они заслонят меня от того, другого, — сказал он, — а верх возьмет тот, кто поближе. А и вправду, — закончил он, — что-то новое у меня на душе, я и сам не заметил, как оно пришло.
Бабку обуяла дикая ярость против всех этих властей, которые охотятся за Гришей и подтачивают его силы.
«Дьяволы, — думала она, — мерзкие черви! Они прогрызли его насквозь, как древесный червь проедает балку… Солдат! — молит она, — солдат, да приди же в себя, вспомни! Тот, кто целится издалека, вернее попадает. Пуля бьет лучше дубинки, пушка — крепче ружья, а молния — страшнее всех. Разок-другой даже генерал заступится за солдата, а если из этого ничего не выйдет, ему и горя мало. Ведь это ясно как день. На бога надейся, а сам не плошай…»
— Гриша, — закончила она с решительностью, за которой, однако, скрывался страх: как бы он не стал сопротивляться ей, — надо опять бежать!
Вместо ответа он только равнодушно вздохнул:
— Иди спать, Бабка.
Бабка, видно, поняла его. Его упрек поразил ее тем острее, чем спокойнее он прошептал его. И она продолжала страстно умолять его. Он должен еще раз бежать. Если бы не ее советы, если бы не ее проклятые хитрые выдумки, пожалуй, удался бы и первый побег. Надо попытаться еще раз. Хуже того, что его ждет, уже не может быть. Лучше погибнуть от пули, спасаясь бегством, чем быть казненным. Теперь уж он положится только на собственную смекалку, и ему опять повезет. Бежать, выждать где-нибудь, спрятаться — пусть он сам решит, что для него лучше. А она готова помочь ему, но только так, как он ей прикажет, и она ручается и клянется, что он доберется до дому. Это так же верно, как и то, что он не лежал бы теперь здесь, если бы не она со своими советами.
По-прежнему не открывая глаз, Гриша сказал:
— Бабка, теперь иди.
Она умоляюще звала его:
— Гриша! — Затем коротко бросила: — Ладно, я уйду, только спи спокойно.
В дверях камеры она остановилась, с болью и нежностью глядя на него, и приняла про себя непоколебимое решение.
Еще раз настал ее черед действовать. Уж она откроет ему тюремную дверь. Эти господа подсыпали ему яду в питье. А она в отместку тоже состряпает немцам водочку.
Трав и грибов она заприметила за городом больше, чем нужно. Уж она сделает из них настойку на славу. Времени хватит, об этом позаботится генерал.
С этими мыслями она нагнулась к нему и прошептала:
— Иногда мне очень плохо бывает, Гриша. Это случается с беременными женщинами. От водки мне стало бы лучше. Тебе ведь легко раздобыть ее через солдат в большом буфете. А мне это вряд ли удастся.
Читать дальше