Иван Шевцов - Голубой бриллиант

– Однако шикарно вы живете. Прямо, как в коммунизме, до которого мы едва не дошли. Впрочем, Леонид Ильич жил при коммунизме.

– Вы хотите сказать, живет в коммунизме, – шуткой воспринял ее колкость хозяин. – Леонид Ильич – это я.

– Я имела в виду другого, несгибаемого и совершенно забыла, что вы тоже Леонид Ильич.

Так, обменявшись легкими колкостями, они сели за стол. Разливая по рюмкам коньяк, Леонид Ильич – Второй, как он сам себя в шутку величал, между прочим заметил, что каждый живет по средствам, работает по способности и получает по труду.

– Какой лично у вас «навар»? – поинтересовался гостеприимный хозяин и прибавил: – Если это не коммерческий секрет.

– Вы имеете в виду заработок?

– Естественно, – ответил Леонид Ильич, покровительственно и в то же время самодовольно рассматривая Машу.

– Тысяча с небольшим, – ответила Маша, начиная догадываться, куда клонит разговор и ради чего вся эта шикарная сервировка.

– Не густо. Ниже прожиточного, – с деланным сочувствием ответил Леонид Ильич.

– А разве я исключение. Так живут девяносто процентов населения. Даже еще бедней, – не приняла сочувствия Маша.

– То есть в нищете. А когда ваша газетка отдаст концы? – сказал он, сделав ударение на последнем слове.

– Почему у вас такой мрачный прогноз?

– Такова неумолимая судьба десятков ей подобных блошиных изданий. Извините, я не хотел вас обидеть. Но факт есть факт – рынка вы, то есть ваша газетка, не выдержите. Рынок раздавит.

Машу коробило от пренебрежительного «газетка», да еще «блошиная», но она решила пока что не показывать коготки, хотя ей стоило усилий сдерживать себя. В глазах ее сверкнула живая, смелая улыбка, как инстинкт самосохранения. Какой-то интуицией она предвидела его следующий вопрос, предчувствовала и ожидала. И он, именно этот вопрос, прозвучал как пощечина:

– И куда вы намерены пойти, когда ваша газетка прикажет долго жить? Уже сейчас болтаются в поисках работы сотни журналистов.

– Там видно будет, – не слишком утешительно ответила Маша.

– Разумные люди заранее готовят плацдарм для отступления, – поучающе посоветовал он.

– Считайте меня неразумной.

– Это неправда, вы умная, но беспечная, как все талантливые и красивые, – сделал он первый комплимент, бесцеремонно разглядывая ее высокие девичьи груди. – Вы чертовски обаятельны, и это сущая правда. Я не могу себе представить вас в положении безработной нищенки. У вас семья: ребенок, пенсионерка-мать.

– Удивительная осведомленность, – невольно сорвалось у Маши. – А здесь случайно не филиал спецслужб?

– Я бизнесмен. В нашем деле информация – половина успеха. – Высокомерие он решил сменить на доброжелательность и покровительство. Набрякшие веки его дергались, в глазах и в тоне появились несдержанность и беспокойство. – С вами я буду откровенен. Детектив, о котором мы с вами говорили в «предбаннике», – кивок головы в соседнюю комнату, – несколько наивный предлог познакомиться с вами. Хотя сюжет действительно интересный и вы можете написать, у вас это хорошо получается, вы умница и талант, я это высоко ценю и чистосердечно признаюсь: вы мне нравитесь. Я хочу предложить вам работу у себя. Бросьте газету («уже не газетку», – отметила про себя Маша) до того, как она прикажет долго жить. Не ждите. Важно вовремя оставить тонущий корабль.

– Как крыса? Вот уж не думала, что меня зачислят в разряд этих тварей, – съязвила Маша, все еще храня сдержанность.

– Ну зачем вы так: я к вам всей душой. Предлагаю вам отличный пост референта с окладом в два раза выше того, что вы получаете сейчас. Работа не обременительна, у вас будет достаточно свободного времени для творчества. Пишите детективы. Потом могут быть солидные премии и вознаграждения за прочие услуги и хорошее поведение. – Лицо его изобразило лукавую улыбочку.

– Что вы имеете в виду под «прочими услугами»? – В Маше заговорила раненая гордость. Однако ее негодующий вид не смутил Леонида Ильича, и он, погасив улыбку, ответил:

– Это выяснится в процессе работы. Жизнь покажет. Фирма наша процветает и будет процветать.

«Какая самонадеянность, сколько хищного самодовольства», – подумала Маша и решила остудить его вопросом:

– А если придут к власти наши? Ну те, кого вы называете «красно-коричневыми»?

– Они не придут. Они опоздали. Август не повторится.

Слова его прозвучали жестоко, а глаза сощурились, ощетинились гневом.

– Почему такая уверенность?