Иван Шевцов - Голубой бриллиант

– Избирателям заморочила голову продажная, желтая, сионистская пресса. Мировой сионизм, масонство, западные спецслужбы бросили все свои силы и средства – только чтоб провалить Рыжкова. Оболгать, опорочить. Они же понимали, что Николай Иванович – это шанс для России, чего не могли понять обыватели с куриными мозгами и совсем безмозглые юнцы.

– Друзья, товарищи, господа, вы опять начинаете новую дискуссию, которой не будет конца. А не лучше ли нам, дорогой генерал, поблагодарить владыку за гостеприимство и откланяться? – предложил Иванов.

– Нет, друзья, так не годится, – засуетился владыка. – А чай, кофе? Праздничный торт. Да вы что? Нет, я вас не отпущу пока не отведаете торт.

Кофе пили в кабинете за длинным журнальным столиком. Здесь, как и в гостиной, было много книг и две старинные иконы без окладов. В углу также горела лампадка за красным стеклом. Пахло глицерином и еще каким-то благовонием. Над письменным столом в небольшой изящной рамочке цветная фотография покойного патриарха Алексия (Симанского). На столе в раскрытых двух коробочках два бронзовых медальона: один с рельефным изображением святого князя Владимира, отчеканенный в память тысячелетия Крещения Руси, другой – барельеф покойного патриарха Пимена. Про себя Иванов отметил, что Алексий (Симанский) и Пимен были почитаемы в этом доме. За кофием о политике не говорили.

Простившись с епископом, Иванов и Якубенко вышли на улицу. Вечерело. Над Москвой по-прежнему висела плотная пелена моросящих туч. До метро шли молча. Возле арочного входа в метро, прежде чем проститься, Якубенко спросил:

– Как у вас прошла встреча с Тамарой? Что-то она не звонит…

– И правильно делает. Я же не просил тебя присылать ее ко мне. Это во-первых. Во-вторых, ты сказал мне по телефону, что вы едете. Вы – значит вдвоем. Ты это сделал преднамеренно. И совсем некстати.

– Но я не хотел вам мешать.

– Чему мешать?

– Я думал, что вам лучше будет без меня.

– Ты плохо думал… обо мне и о ней.

– Случилось что-нибудь?

– Вот именно – «что-нибудь», – мрачно и раздраженно ответил Иванов. – Я прошу тебя – не пытайся, пожалуйста, набросить на меня семейный хомут. Я не созрел еще для него. А когда созрею – сам влезу в этот хомут без посредников.

– Ну, извини, приму к сведению.

– Привет супруге и будь здоров. Кстати, портрет твой отформовал. Надо решить, в каком материале переводить. Но об этом потом. Созвонимся.

Войдя к себе в мастерскую, Алексей Петрович почувствовал усталость. Он решил вздремнуть с часок и уже было пошел в спальню, как зазвонил телефон. Звонил швед – коллекционер изобразительного искусства, с которым Иванов встречался у себя в мастерской. Этому господину приглянулась на выставке его «Первая любовь» и он пожелал купить ее для своей коллекции. Выставка уже закрывалась, и теперь скульптура опять возвратилась в обитель своего творца, поскольку у нашего Министерства культуры не нашлось денег, чтоб приобрести ее у автора. Иностранец предложил Иванову три тысячи долларов наличными, прямо из рук в руки. Алексей Петрович сказал, что он подумает, и дал ему свою визитную карточку, попросив позвонить через неделю. Он не спешил расстаться со своей «Первой любовью», он знал ее подлинную цену. Но в то же время нелегко жить на пенсию, особенно сейчас, когда наше искусство оказалось в финансовой несостоятельности. А швед, видно, был очень заинтересован поскорее заполучить – и по дешевке – подлинный шедевр. Швед уверял, что неожиданные обстоятельства вынуждают его срочно возвращаться на родину, и поэтому он хотел бы сегодня получить скульптуру. Иванов сказал, что за три тысячи он не продаст свою работу.

– А за сколько вы хотите? – послышался не очень любезный вопрос.

– Десять тысяч долларов, – твердо сказал Иванов.

– Пять тысяч и ни цента больше. – Голос шведа раздражен.

После небольшой заминки Иванов сказал: «Приезжайте».

Так состоялась эта сделка, и «Первая любовь» Алексея Иванова уплыла за рубеж.

В тот вечер он поздно лег в постель, но сон пришел к нему только в четвертом часу. Он не находил себе места. Какие-то не связанные мысли атаковали его и отскакивали, как горох от стенки, оставляя на душе неприятный осадок. И прежде всего – уплывшая в Швецию скульптура. Конечно, по нынешним временам и пять тысяч долларов – это большая сумма, по рыночному курсу – полмиллиона рублей. Но что на них купишь? Приличный автомобиль, который через несколько лет выбросят на свалку. А настоящие шедевры искусства бессмертны. А он продал шедевр, может, первый и последний взлет неповторимого таланта. И что значат пять тысяч, когда там, «за бугром», платят миллионы долларов за какой-нибудь «Подсолнух».