Иван Шевцов - Голубой бриллиант

– Ты, как большой начальник, просто задержался, – сказал я. – Только вот Чубайса своего держи на цепи, а то знаменитый поэт не смог проникнуть на твою дачу.

– Да я не знаю, кому б его сплавить.

– Отвези в Лефортово, пусть будет в одной камере с настоящим Чубайсом, – шутливо подсказал Лукич.

– Но там же не один Анатолий Борисович, – сказал Воронин, – там и Немцов и Гайдар, и Грачев с Шапошниковым. Им будет обидно: почему такая привилегия Чубайсу? А мы что, менее сволочные, чем он?

– Что-то не видно хозяйки? – спросил я.

– Наденька, позови маму. Скажи: гости собрались. – Лукич снял девочку со своих плеч, и та бегом умчалась в сад с возгласом:

– Мама! Иди скорей, гости пришли и картину твою принесли! Дядя Игорь принес.

Из сада появилась Лариса, все такая же очаровательная, как и пять лет назад, веселая улыбка светилась в ее умных глазах. В руках она держала таз, наполненный спелыми яблоками. На ней была золотистая легкая кофточка и зеленые брюки. Черные длинные волосы густой волной падали на круглые плечи и спину и игриво искрились, споря с золотом кофточки. Она элегантно отвесила общий поклон и пригласила на террасу, где уже был накрыт стол. Наденька сидела на коленях у Лукича и с важным, полным серьезности и достоинства видом тянулась своим стаканом с соком к рюмкам гостей, предлагая чокнуться. Лариса смотрела влюбленными глазами на мужа и спрашивала:

– Как вам нравится безбородый молодой Лукич?

– Нам-то его борода не мешала, – ответил я. – Важно, чтоб он нравился тебе – молодой и безбородый.

Мы пили за здоровье юбиляра, за вечную молодость и обаяние Ларисы, за малышку Наденьку, за новую Россию. Как неожиданно со двора раздался призывный голос лукичева соседа отставною полковника:

– Слышали новость? В Америке убита Татьяна Дьяченко. Тремя выстрелами в упор. Террористу удалось скрыться.

– Значит Бог есть, и он вершит свой праведный суд, – заключил Лукич. – Бог шельму метит.

– Похоже, что так: каждому воздается по делам его, – сказала Лариса. – Александр Яковлев был застрелен пограничниками, когда пытался перейти границу с Литвой. Поганый прах Горбачева развеян с самолета над Заполярными льдами. Земля отказалась его принимать. Не ушел от возмездия Иуда.

– А гибель Ельцина так и осталась загадкой? – то ли спросил, то ли утвердительно сказал Виталий.

– А что тут загадочного: рухнул на землю вместе с горящим самолетом, – безоговорочно ответил Игорь.

– Так-то оно так, но есть вопрос: от чего загорелся самолет в воздухе? – спросил Виталий. – Диверсия или поговаривали, что но нему саданула ракета ПВО, когда он пытался улизнуть за границу.

Никто не ответил. Получилась долгая и какая-то натянутая пауза. Ее нарушил тот же Воронин: – Мне рассказывали, что милицейский генерал Огородников, который в октябре девяносто третьего расстреливал на улицах Москвы патриотов, переведен из Лефортова в «Матросскую тишину». Выходит, понизили: мелким подлецом оказался. Там он и повесился.

– Это по официальной версии. А на самом деле, говорят, его повесили сокамерники за гнусную подлость. Они и Киселева там же прирезали. Так что собакам собачья смерть.

– Я вот чего опасаюсь, – озабоченно заговорил юбиляр. – Образовалось новое государство в составе России, Беларуси, Украины и Казахстана. Это великая наша победа. Но где гарантия, что опять эти банкиры не вернутся назад в разграбленные ими же земли? Если не сами, то их посланцы – сыновья Израилевы? «Пятая колонна» не ликвидирована. Она существует, только присмирела, притаилась, ушла в подполье, ожидая своего часа. Понимают ли это в Кремле? Набрались ли ума-разума за годы смуты?

Вопрос был насущный, прямой и острый, как меч. И никто из нас не решался на него отвечать. Тогда Виталий обращаясь ко мне, спросил:

– Почему ты не вручил свой сувенир юбиляру? Чего ты таишь? Давай, открывай свою папку.

Все посмотрели на меня с упреком и любопытством. Я извлек из папки только что изданный мой «Последний роман», наполнил свой бокал вином и предложил последовать моему примеру, затем поднялся и сказал тост:

– Дорогие Лариса и Лукич! У вас появилась очаровательная Надежда, как символ будущего нашего многострадального Отечества и плод вашей великой любви. Так выпьем за незнающую преград, нестареющую и не умирающую Любовь. Затем я раскрыл свою книгу и написал:

«Моим верным и добрым друзьям Ларисе и Лукичу в день 75-го юбилея Егора Богородского – посвящаю.