– А вы, Лукич, не преувеличиваете? Может наш друг-писатель и прав: ничего в ней необыкновенного нет – и глаза обычные, и фигура, как у тысяч других, да и ум-то, и эрудиция не блещут. Да и характер.. Фактически она предала вас, бросилась на первого встречного, увидав его толстый кошелек. Так же? Он поманил ее своим меховым магазином. Шубу обещал. Променяла легендарного человека на обыкновенного торгаша.
– Нет, Игорек, ты не прав. У нее были для этого веские основания. Она женщина…
– И только. Заурядная женщина, – перебил он меня.
– Нет и еще раз нет. На предательство она не способна. Она – эталон порядочности и чести. Ее надо знать, прежде чем говорить о ней. И не всякому дано познать ее. А я ее знаю, ее душу, ее ум. Она истинно верующая. А такие – благодарны. Кстати, ты телефон этого бизнесмена имеешь? Дай мне на всякий случай.
– У меня его визитная карточка в мастерской. Я вам позвоню. А вас, Лукич, от себя и от имени ваших друзей прошу спокойно отнестись к бегству Ларисы. Взвесьте все хладнокровно. Бывают и не такие потери, бывают трагедии, удары судьбы и посерьезней. Не все потеряно и для вас, жизнь продолжается. Вам еще долго жить, и вы еще встретите женщину, не озабоченную поисками производителя, женщину постарше и постабильней Ларисы – этой самовлюбленной девчонки, которую вы вознесли на пьедестал.
У меня не было ни желания ни сил возражать ему, на меня обрушилась апатия и усталость. Проводив его до прихожей, я сказал:
– Спасибо, Игорек. Не исчезай и почаще позванивай. И телефон сообщи мне.
Медленно тянулись дни. Я редко выходил из дома, только в магазин за продуктами. Я все ждал известий от Ларисы. Ююкин сообщил мне телефон бизнесмена по фамилии Денисов. Но практически он не был мне нужен. Кому звонить, зачем? Что я скажу своему сопернику? Друзья не забывали меня, заходили, утешали в духе Ююкина. Но я оставался при своем мнении: я по-прежнему, а быть может еще сильней, любил Ларису. Я признавал свою вину перед ней. Почему я позволил себе дать волю чувствам и не погасил любовь в самом начале, а дал разгореться пламенем? На что я надеялся, что я мог ей предложить? Я пытался мысленно представить Ларису в объятии этого «торгаша», и сердце мое сжималось от нестерпимой ревности. Иногда я подходил к ее портрету работы Ююкина, висящему на стене в гостиной рядом с моим, впивался в него печальным взглядом и вслух говорил: «Родная моя девочка, как ты там? Довольна судьбой? Тебя не обижают? Ну, и слава Богу».
И вдруг я заметил в ее миндальных глазах бездонную тоску чего прежде не замечал. Что-то умоляющее было в ее застывшем взгляде, что я не мог дольше смотреть и отвел глаза. Мне хотелось крикнуть: «Ну что же ты молчишь, любимая! Ну издай звонок, скажи хоть одно слово, только одно. Я жажду слышать твой необычный голос, высокий и густой».
Телефонные звонки были, странные звонки, безголосые. Никто не отзывался на мое «Я слушаю». На другом конце клали трубку. Так было и в первые недели после исчезновения Ларисы, и через месяц, и через полгода. Я догадывался: это она звонит. У меня не было на нее никакой обиды и претензий к ней. Во всем я винил себя и свой мужской эгоизм. Постепенно я свыкся с невозвратимой утратой. Начал продолжать работу над книгой воспоминаний, посвященной Ларисе и нашей Любви. Я по-прежнему люблю ее и буду любить вечно, потому что она открыла в душе моей какой-то новый с юности желанный мир, зажгла в нем огонь, который не в силах потушить никаким пожарным.
Однажды, глядя на ее портрет, я как бы услышал ее голос – просьбу: позвони мне. И я решился набрать номер телефона господина Бориса Ильича. Ответил женский голос, очевидно секретарша. Я спросил, как мне связаться с Ларисой Малининой?
– Представьтесь, пожалуйста, – вежливо, но официально попросила секретарша.
– Я ее знакомый.
– У вас, очевидно, есть имя и фамилия, – съязвила она.
Да, разумеется, есть. Егор Лукич Богородский.
– Будьте любезны, оставьте свой телефон. Я передам о вас Ларисе Павловне.
– Она знает мой телефон.
– Хорошо. До свидания.
Прошел еще месяц после этого разговора. Лариса не позвонила. У меня появлялась мысль позвонить в Тверь, поговорить с Павлом Федоровичем. Но я отверг ее и уехал на дачу, отпустив за полгода бороду и усы. У меня пропал аппетит и я заметно похудел. И, как сказал Виталий Воронин, осунулся и превратился в бомжа. Да, я перестал следить за собой. На женщин не обращал внимания, в обществе не появлялся. Даже к друзьям не заходил. Так продолжалось около года.
Читать дальше